Борис Конофальский - Охота [СИ]

— Думаешь? — Удивился Щавель, глянув на есаула.

— Езжай, Аким, — настоял Бахарев и маханул на Саблина рукой, продолжил, обращаясь к Щавелю, — чего ты его мучаешь, он их уже хоронил один раз. Хватит с него.

— Ладно, — согласился с ним Щавель, — может, ты и прав, ты, Саблин, иди в канцелярию, садись, пиши рапорт. Подробно пиши, с мелочами. Всё, как было.

— И про свечение в степи писать?

— Про какое свечение? — Спросил Щавель.

— Ну, мы с Сашкой по ночам шли, спать по ночам нельзя было из-за пауков, и в степи синий свет видели.

— Напиши-напиши, — сказал Бахарев. — И отнеси свою броню в оружейку, пусть всё проверят. Чтобы всё работало. И свой новый дробовик зарегистрируй на себя. И щит новый получи.

— Есть, — сказал Саблин и пошёл писать рапорт.

Но сначала сложил всю свою броню и оружие в ящик, так и таскался по зданию полка с ним.

Рапорт писал долго, писать — не стрелять, тут сноровкой не отделаешься. Но Аким старался, теперь он не рядовой казак как-никак, урядник. Вот он и пыхтел. Набирал буквы, про запятые не забывал. Описал и бой на Ивановых камнях, и их с Сашкой поход через степь, и свечение, что они видели ночью, и бой с даргами у реки, и про мёртвых китайцев не забыл. И как положено пластуну, в конце рапорта указал места, где установил мины, которые, по его мнению, не сработали. Чтобы степняки их сняли. Не дай Бог, подорвётся кто.

Как закончил, поехал в госпиталь, теперь у него там уже два друга лежало. Юра Червоненко и Саша Каштенков. К Юрке его не пустили, он ещё в медицинской коме лежал, хотя из биованны его уже достали. Лёгкое ему восстановили, но в сознание ещё не привели, а вот Сашка ему обрадовался. У него только нога была сломана, ребра, кажется, малость, всё остальное — более-менее.

— Ну, ты как? — Спросил Аким у приятеля, садясь рядом.

— Да нормально, — отвечал тот, — курить в палате не дозволяют, а так-то тут хорошо.

— Ага, толстая насчёт курения — лютая. — Согласился Саблин, вспоминая строгую медсестру. — Я только из полка, у Щавеля с Бахаревым был.

— Рапорт писал?

— Писал, а ты когда выпишешься, наверное, напишешь.

— Да, а то… У меня Щавель был, когда ещё солнце не встало, сел тут и за меня писал, изводил вопросами. Такой нудный. Так спросит, и так, и эдак.

Уж Саблину ли было этого не знать, целую неделю с особистом беседовал по поводу рейда.

— Вон оно, значит, как? — Саблин удивился несильно. Ему он не сказал, что у Сашки уже был, хитрый он, подъесаул Щавель. Сидит теперь у себя в кабинете, рапорты их сравнивает. Да и пусть, скрывать-то им нечего. — А ты про свечение синее в степи сказал ему?

— Нет, — оживился Сашка, — забыл я про это дело. Всё думал, написал, а про это забыл. А ты?

— Написал. — Сказал Аким.

— Эх, подумает, что утаить хотел, — сказал Каштенков.

— А чего тебе таить? Забыл и забыл, не велика тайна.

— И то верно, — произнёс пулемётчик и, понизив голос, добавил, — давай-ка закурим, Аким.

— Не положено тут курить, эта толстуха нам задаст, если увидит, — сказал Саблин, оглядываюсь на дверь. Но в карман за сигаретами полез, как товарища не поддержать?

— Да ладно, не узнает она. Тут вытяжка хорошая, — не унимался Каштенков, доставая из пачки Саблина сигарету.

Как эта злобная баба узнала об этом, один чёрт знает, уже через тридцать секунд с воем и руганью толстая медсестра была у Сашки в палате и отняла у Сашки сигарету, с бранью, чуть не силком выгнала Саблина из помещения, ещё грозилась не пускать его на порог больницы. Вот злющая баба.

В арсенале он провозился довольно долго, пока регистрировал свой новый дробовик на себя, пока щит получал, пока с оружейниками новые узлы ставили, шлем поменять пришлось, гнёзда под камеры были разбиты. Кирасу менять пришлось, мятая вся, правую «голень» тоже поменяли. В общем, уже далеко за полдень время шло, когда ему на личный коммутатор пришёл вызов. Он как раз что-то говорил старшему оружейнику. И моментально забыл, что хотел сказать. Номер опять неизвестный. Он почему-то сразу подумал о Пановой. И не угадал, звонил ему Савченко. Интересно, сколько у Савченко номеров. Наверное, много, у Саблина Савченко был под другим номером записан.

Олег хотел встретиться, Аким сказал, что никак не может:

— Завтра ухожу в болото на пару дней, сегодня с женой буду.

— На пару дней? — Не очень-то поверил ему Олег.

— Ну, наверное, не знаю, как там пойдёт, — отвечал он.

— Ты с городскими этими уходишь?

«Вот откуда он всё знает?» — думал Саблин, а Савченко как будто услышал его мысли и продолжил:

— Вся станица на бабёнку эту городскую и её солдафонов любуется, твоя Настя тебе ещё ничего не высказала?

— По поводу? — Насторожился Саблин.

— Да мало ли, живёт такая городская краля в станице, тебя ждёт, с тобою в болото намыливается… Может, Настя тебе что сказала по этому поводу. Бабёнка-то вся из себя, не чёрте что.

— Ничего мне Настя не говорила, — сказал Аким, очень надеясь, что жена его о Пановой ничего не знает. И не узнает.

— А чего ты с ними в болото идёшь?

— Жабу убить. Очень городские волнуются насчёт жаб. — Ответил Аким.

— Ну ладно, — чуть помедлив, произнёс Савченко, — ты давай, определяйся, будем дело делать или нет, а то я в подвешенном состоянии. Да-да, нет-нет, идёшь — не идёшь, мне занять надо точно. Если ты не возьмёшься, мне других людей искать придётся.

Очень хотелось Акиму сказать, что никуда он не пойдёт, что устал он этих походов, что у него и так есть, куда сходить, а хочется дома посидеть, с детьми, хоть иногда, но были две причины из-за которых он ответил Олегу:

— Я ж тебе обещал, что пойду, и гляну, что да как. Значит, хотя бы погляжу, что за дело. Чего переспрашиваешь, — злился Саблин, — я ж не девица, чтобы передумывать.

Обещание — это была первая причина, а вторая… Про вторую он помнил всегда. Даже когда, забыв обо всём, осатанело бил сколопендр на Ивановых камнях, он где-то подспудно, в подсознании, хранил, лелеял мыслишку, что помирать ему нельзя. Никак нельзя ему помирать, пока он не вылечит свою младшую, самую беззащитную, самую любимую свою дочку от неизлечимой болезни. И поэтому он собирался с Савченко за нужной тому вещью.

— Вернусь из болота — поеду с тобой. — Твёрдо сказал он Олегу.

— Ты только вернись, — как-то невесело отвечал ему Савченко, — а то пожрёт там тебя эта жаба.

— Не пожрёт, — был уверен Саблин, — я один был, она зубы обломала, а тут я с солдатами пойду. Не пожрёт.

— Да, — задумчиво соглашался Савченко, — солдаты неплохие, я их видал. Ладно, как вернёшься — позвони.

— Позвоню, — обещал Аким, — только вот откуда у тебя, наверное, сто номеров. На какой звонить?

— А ты не звони, ты заезжай, дом у меня пока один. — Отвечал Олег. — Или звони на любой, что помнишь, я все оплачиваю.