Борис Конофальский - Охота [СИ]

— Ага, — произнёс Аким удивлённо и даже глупо, — вот оно как.

— Да, и так как мне уже пора беременеть я выбрала вас как отца будущего ребёнка. В будущем, нам нужны будут стойкие и выносливые люди. Упрямые и неуступчивые солдаты. Как раз такие, как вы.

— Ага, — ещё более тупо произнести это слово было нельзя, но, кажется, у Саблина получилось.

— Что вы «агакаете» всё время? — Раздражённо спросила она. — Вы готовы? Осталось проварить только одну функцию вашего организма.

— Какую? — Спросил Саблин.

— Детородную, — чётко выговорила Панова.

Она потянула за «горло» своего костюма. Он нелегко, но тянулся, а она с трудом стала выбираться из него, сначала локоть одной руки, потом ключица. Затем показалась её не большая грудь. Он смотрел на всё это удивлённо и даже, наверное, отстранённо.

— Да не бойтесь вы, — зло сказала она. — Ничего ужасного с вами не произойдёт. Это даже не любовь. Просто акт зачатия. Если вам не удобно, можно без объятий и поцелуев.

— Да я и не боюсь, — сказал он, хотя у самого задрожали пальцы как перед боем.

— Не боитесь — так помогите, чего вы сидите, — говорила она, всё ещё борясь со своим костюмом.

Он поднялся со стула и стал помогать ей освобождаться от тугой, эластичной ткани. И пальцы его продолжали предательски дрожать. А Панова всё это прекрасно видела и улыбалась. Видимо, ей нравилось его волнение.

Она сидела на кровати и странно улыбалась, у неё был вид счастливого человека, счастливой женщины. Она была прекрасна, ну чуть худощава, но прекрасна. И держала руки на животе, держала, так как держат что-то очень ценное.

А Саблин сидел за столом и курил. Любовался ею. Она заметила его взгляд:

— Что? Странно выгляжу?

«Ну, точно не так, как Настя», — подумал он и сказал:

— Нет, вы красивая, госпожа Панова.

— Можешь звать меня Еленой. И наедине говорить мне «ты». Теперь ты имеешь право.

«Вон как, Елена».

— Красивое имя.

— Да, красивое. У тебя оказалось много материала, это очень хорошо. Думаю, вероятность беременности будет свыше девяноста процентов. Я рожала много девочек, теперь мне нужен мальчик.

— Ну, это не угадаешь.

— А угадывать и не нужно, — сказала она, — будет мальчик, мы можем моделировать результат за счёт баланса гормонов. Гормональные технологии дают высокую вероятность нужного результата. Я принимала препараты.

— Вот как.

— И тебе давала.

Саблин смотрит на нее, не понимая.

— Витамин. Помнишь?

— А… Так, значит ты давно решила? Что я…

— Да. Ещё в больнице, увидев твою медицинскую карту, уже думала об этом. Потом стала собирать информацию. Когда ты спал, ещё там, на Енисее, у тебя взял биопробы мой Филиппов. Я посмотрела их, и решила: ничего, что он не может решить дифференциального уравнения, зато выносливость и психическая устойчивость запредельные. И «физика» неплохая для естественно рождённого.

— Запредельные? — Переспросил он, даже гордясь собой немного.

— Да. Думаю, что очень высокие. — Она всё ещё держала руки на животе, но теперь смотрела на него. — Тебя хватит ещё на один акт?

Акт! Это звучало совсем не так, как обычно звучит у нормальных мужчин и женщин. Она всё-таки странная.

— Ну, хватит, если нужно.

— Но теперь это не для зачатия, — произнесла Елена. — Теперь у твоей жены будет повод ревновать.

— Ревновать? Почему?

— Потому, что на этот раз хочу, чтобы всё было как положено, с ласками, словами, поцелуями. Хочу, чтобы казалось, что ты мой муж. Или любовник. — Она помолчала и добавила. — У меня много лет не было такого. Хочу, чтобы обнимал крепко.

Ему стало её даже жалко немного, Саблин не мог понять, почему у такой красивой женщины нет мужа, и он сказал:

— Конечно, всё будет, как положено.

Они так и не вышли из его комнаты до утра. Они допили водку, и она сказала:

— Кровать не широкая. Но если ты не против, я хочу остаться у тебя.

— Оставайся, авось уместимся. — Согласился он.

Она улеглась, прижалась:

— Сто лет вот так не ложилась с мужчинами. Только детей иногда кладу с собой. Маленьких. И то, не часто.

— Ну, если родится сын, наверное, будешь класть?

— Пару месяцев, а потом — работа, нужно будет высыпаться. Много работы.

Она видимо гордилась своей работой. Он вспомнил кое-что и решил ей сказать, ему не хотелось выглядеть просто крепким куском мяса.

— Кстати, я решал дифференциальные уравнения. И интегралы тоже решал. Я в школе второе место по математике дважды занимал. Мой старший сын, лучший по биохимии, его наш доктор пригласил на учёбу.

Она отрывала голову от подушки и, поглядев на него удивлённо, произнесла:

— Значит, ещё один плюсик нашему сыну.

Она помолчала и добавила:

— Нам нужны сильные дети, много сильных и умных детей, таких, как ты и я, мир меняется, и будет меняться дальше, и не в лучшую сторону, они должны быть готовы к этим переменам.

А потом Елена голая лежала рядом, уткнувшись носом ему в плечо, прижималась к нему ещё плотнее, и улыбаясь, касаясь его плеча тонкими пальцами. Словно проверяя, на месте ли он. А у Саблина в голове роилась сотня вопросов к ней. Ему очень хотелось узнать у этой умной женщины о мире, который меняется. Как ему и его семье приготовиться к этим изменениям. О свечении, что он видел в пустыне. И о том, сколько ей лет. Сколько отцов у её детей. Точно, не меньше сотни вопросов. Он её о чём-то спросил, но она не ответила, он повернул голову и заметил, что эта красивая и молодая прабабушка уже спит. Или притворяется спящей. И Аким не решался не то, чтобы разбудить её вопросом, он даже не решался шевелиться, боясь её потревожить, так и лежал не шевелясь, пока сам не заснул.

Она вела себя так, что ему поначалу было стыдно. Елена словно специально показывала, что их отношения изменились. Она попросила, если эту её манеру повелевать, можно называть просьбой, чтобы он ехал в её лодке, а сержант Мальков перебрался в первую лодку. И мужчины безропотно выполнили её пожелание.

Она, наливая кофе в кружку, предлагала сделать ему глоток. Она просила его помогать, когда ей нужно умыться. Есть рядом во время приёма пищи. В общем, всем показывала, что Саблин её избранник. Он думал, что солдаты не упустят случая заметить это, казаки бы точно не упустили, но ни едких шуточек, ни всё понимающих взглядов с ухмылками, ни даже изменения в их поведении Аким не заметил. Что-то в Пановой было такое, что не позволяло им даже и намёка на фривольность. У неё был абсолютный авторитет. Сакральный, или, даже, мистический авторитет. За долгие трое суток, что они почти не останавливаясь плыли по болотам, она дважды прикасалась к нему. Один раз она прикоснулась к его перчатке своей перчаткой. А второй раз так и вовсе, своею розовой перчаткой погладила его по щеке, когда он в минуту безветрия снял маску.