Наталья Резанова - Корабли с Востока [litres]

Обратно решили пройтись пешком, по ночной прохладе. Разумеется, по пути говорили о просмотренном представлении. Все были согласны, что постановка была хороша, но касательно прочего мнения разошлись.

Во времена Маньчжурской войны, третий сёгун издал указ, запрещающий мужчинам выступать на сцене (естественно, за вычетом театра Но и храмовых танцев), ибо это ремесло отвлекает их от службы в армии и других полезных государству обязанностей. И указ этот официально не был отменен, хотя теперь, по прошествии двухсот лет, соблюдался не так строго, и в некоторых труппах мужчины представляли на театре, правда, пока только в иностранных пьесах. За японские браться не решались. Однако в обществе раздавались голоса в пользу полноценной театральной реформы, которая вернула бы мужчин на сцену.

Самым ярым сторонником этой точки зрения среди офицеров «Марии Каннон» был доктор Вада, противником – старший помощник Сато.

– Спору нет, Окуни Пятнадцатая – превосходная актриса, – говорит врач, – а искусство должно сторониться прямого копирования реальности. Но нельзя же полностью игнорировать правдоподобие! Когда женщина изображает мужчину, который изображает женщину, – это уже чересчур.

– Театр Кабуки в том виде, в каком он существует, – одна из великих национальных традиций. Да, мы меняемся, но традиции есть становой хребет этих перемен. Не говоря уж о том, что женщины по природе своей лучше приспособлены для игры на сцене. Возьмите хотя бы голоса. Одна и та же роль – как ее будет читать актриса-женщина и кукловод-мужчина в кукольном театре? Разница очевидна, и она в пользу женщины, даже если роль – мужская.

– Никто не требует полной отмены традиций. Но после того, как видишь достижения западного театра, некоторые вещи в постановках Кабуки выглядят нелепо. Вот представьте себе, например, что вас играет женщина…

– Ну и что? – Старпом пожимает плечами. – А когда великого господина регента играет женщина? И вообще, Дзюн-сэнсэй, вряд ли я буду настолько знаменит, что меня станут представлять на театре.

– Не надо зарекаться, Тошизо-сан. – На губах доктора привычная ироническая усмешка. – Никогда не надо зарекаться.

Капитан не принимает участия в этом споре. Он погружен в собственные размышления.

В личном деле капитана первого ранга Эномото, хранящемся в императорском адмиралтействе, есть строчка: «Склонен к нестандартным решениям».

Эномото Такеаки не знал, похвала это или упрек. Но тот, кто написал это, не ошибся. При внешней холодности, которая окружающим казалась даже чопорностью, он был импульсивен и подвержен смене настроений. Из нынешней кампании экипаж Эномото вышел без потерь, но было ли то следствием пресловутых нестандартных решений или же просто удачным стечением обстоятельств? Эномото не таков, как его старший помощник, который всегда просчитывает одновременно несколько вариантов развития событий. Сато в Сэндае прозвали Ходячая машина Бэббиджа, и капитан успел убедиться, что прозвище дано недаром. Именно поэтому, выезжая на прием к генерал-губернатору, Эномото помощника с собой не взял. Он хотел во всем полагаться только на себя.

Вчера при возвращении из театра трудно было составить впечатление о городе в свете ночных фонарей. Сегодня, пока он ехал в наемном экипаже, капитан смог видеть Тайхоку во всей красе.

Эномото побывал во многих странах и городах – и когда учился, и по долгу службы. Но даже при этом Тайхоку не мог не удивлять безумным смешением всевозможных стилей – в архитектуре, в одежде и повадках жителей. И даже в растительности. Правда, при беглом осмотре китайский элемент казался преобладающим. Хотя город, основанный при первом сёгуне, Токугава Хидэтаде, около ста лет оставался, как и весь остров, чисто японским. Ну, может, японским с примесью туземцев, ассимилированных завоевателями. И уже после того как пятый сёгун подписал торговое соглашение с династией Мин, китайцы, оценив все выгоды, которые получает Такасаго из-за своего месторасположения, потянулись сюда и, как водится, размножились чрезвычайно. Но, видимо, администрация князя Мацудайры не находила в том вреда. Город, судя по всему, процветал – или это южное солнце и зелень во всем том буйстве, которое отличает весну в этих широтах, создают такое впечатление? Цветущие деревья и кустарники окружали торговые пассажи и особняки, церкви и буддийские храмы, здания банков и биржи.

Миновав площадь с памятником просветителю Такасаго – блаженному епископу Сотело, экипаж свернул на проспект, ведущий к резиденции генерал-губернатора.

На первый взгляд, зодчий, строивший ее, сильно перегрелся на местном солнце. Но те, кто одним взглядом не ограничивался, понимали, что дело не в полном отсутствии вкуса и не в стремлении к оригинальности. Первоначально на этом месте находилась крепость первого даймё Мацудайры. Она и сейчас, собственно говоря, здесь находилась: из уважения к заслугам предков последующие правители сносить ее не стали. Но позже оборонительные свойства для княжеской резиденции стали менее важны, зато возникла потребность в расширении. Потому из поколения в поколение резиденция достраивалась, а запросы у хозяев были разные. И к старой аскетичной твердыне приросли галереи в духе замка Эдо, крыша с изображениями драконов была в совершенно китайском стиле, псевдоготические башни напоминали о том, что кто-то из князей учился в Европе, а фасад украшала колоннада из белого мрамора. На ветру бились флаги с гербами – императорским, сёгунским и княжеским. Все яркое, броское, ослепляющее глаза… примета этого острова.

Внутреннее убранство, не то чтобы простое, но достаточно строгое, составляло с наружной пестротой прямой контраст.

У резиденции стояла охрана, но капитана, узнав его имя, сразу пропустили, а у входа Эномото встретил секретарь, сообщив, что немедленно проводит к его превосходительству.

Кабинет генерал-губернатора – с высоким потолком, французскими окнами, выходящими в сад, был залит солнечным светом. В простенках стояли книжные шкафы, посредине кабинета – письменный стол, а за столом, в кресле расположился правитель Такасаго, князь Мацудайра Кейки. Довольно молодой, невысокий, не отличавшийся крепким телосложением, скорее наоборот, с приятным, несколько удлиненным лицом. Ни тяжелых церемониальных одежд, ни парадного мундира – это было бы слишком для встречи с офицером в ранге Эномото. На князе – темно-серый костюм, сюртук полумундирного кроя призван напоминать, что предки князя были воинами, на груди – ленточка ордена Восходящего солнца, бело-красная. С алым диском в центре.

Эномото раньше приходилось видеть представителей высшей власти, даже самого сёгуна, но не лицом к лицу. Капитан – человек просвещенный, во многом скептически настроенный, он учился в Европе и не склонен идеализировать прошлое. Но князя он приветствовал так, как вассалу надлежит приветствовать господина: опустившись на одно колено, склонив голову и прижав ладонь к полу. Ибо в жилах этого хрупкого человека слилась кровь Минамото и Фудзивара, родов, происхождение которых ведет в такую древность, что поневоле кружится голова.