Ольста Баслер - Спектр эмоций

Поздней осенью, когда выпал первый снег, в гости приехала тётя Мария с мужем-профессором и сыном Михаилом. И в доме началась нервозность и суета. Бабушка громко, чтобы все соседи слышали, стала восхищаться старшей дочерью, зятем и внуком. Дедушка долго не мог сообразить, куда их усадить, и постоянно переносил новые стулья, купленные специально по этому случаю, из комнаты в комнату и обратно на кухню. Все мужчины то и дело бегали во двор курить. Мама весь день стояла у плиты. А Верка была просто счастлива! Она бегала по квартире и, поскольку её никто не слушал, сама себе вслух звонко говорила:

— А сколько нас много! А тётя Мария красивая и пахнет как варенье! А профессор как диктор в телевизоре! А Михаил — нарядный, в «матроске».

Татьяна подозвала дочь к себе и раздражённо прошептала ей на ухо:

— Ты свои восторженные завизгивания-то прибери. Потише себя веди, потише. Покультурней будь. Лучше подумай, что ты скажешь, если тебя про кроликов спросят. Как их зовут? Ты придумала?

— Нет, — тихо прошептала опечаленная девочка.

— Скажи, что их зовут Машка и Мишка. Скажи, что придумала им имена сама. Тёте будет приятно. Поняла?

Верка радостно кивнула и тут же побежала к брату, начисто позабыв, что кричать от радости нельзя:

— Михаил! Пойдём, что я тебе сейчас покажу!

Схватила мальчика за руку и потянула в ванную.

— Куда это она его повела? — настороженно спросила Мария.

— Да, кролики у неё там. Наверное, хочет показать напоследок, — ответила ей сестра с нарочитым равнодушием и как бы невзначай добавила: — Сейчас резать их к ужину будем.

Дети вернулись. Вера подбежала к тёте Марии со счастливыми глазами, протянула к ней руки с растопыренными пальчиками и радостно заверещала:

— Это мои кролики! Их зовут Мишка и Машка, это… я, я придумала им имена!

Девочке очень хотелось понравиться гостям. Но у тёти Марии вдруг вытянулось и побелело лицо, а глаза расширились и стали страшные. Она оттолкнула от себя племянницу и сдавленно крикнула:

— «Мишка и Машка»?! «Резать к ужину»?! Да вы тут все с ума посходили в своём бараке, дикари! Михаил, Юрий! Собирайтесь, мы уезжаем!

И в этот же момент в дом вернулись мужчины, выходившие во двор, чтобы в очередной раз покурить. Первым шёл мамин муж, дядя Коля, в руках у него был остро наточенный нож.

Тётя Мария издала пронзительный визг, и разразился страшный скандал.

Бабушка заголосила:

— Ой, Костя, пойдём отсюда! Господи милостливый, когда же мы разъедемся, наконец?

И утащила опешившего дедушку в дальнюю комнату. Дядька Вовка плюнул в угол, развернулся прямо в дверях и вышел. Долгожданные гости вылетели из квартиры, как ошпаренные. Татьяна выскочила вслед за ними и долго кричала на всю улицу:

— Эй, стыдобень! На ребёнка неразумного обиделись они, гляньте на них! Позорище! С высшими образованиями они стали! А за чей счёт, спрашивается, вы в университетах-то обучались, пока некоторые полы чужим людям мыли, да с ребёнком вашим сидели?!

Разъярённая, взлохмаченная, вернулась она домой и приказала своему мужу, так и оставшемуся стоять у плиты с ножом в руках:

— Чего стоишь как истукан, Коль? Режь обоих!.. Только сними с себя всё, чтобы не забрызгаться!

Тот взял нож и ушёл к кроликам.

Верка не понимала, что происходит, но чувствовала, что происходит нехорошее. Она тихо сидела на кухне и смотрела в одну точку. Кролики за закрытой дверью вдруг отчаянно запищали и как-то страшно заколотились.

— Верк, ну ты что? — мать подошла и обняла за плечи, кивнув головой в сторону ванной: — Пойдём, посмотрим, что там, а?

Девочка испуганно замотала головой, но мать уже тащила её туда за руку и сюсюкала, как маленькая:

— Я боюсь, а ты не боисся! Но ты зе у нас хлаблая, ты зе не блосись меня одну! Посли давай, посли вместе…

Схватив дочь за плечи, толкая её впереди себя, женщина распахнула дверь в ванную и впихнула остолбеневшую Верку вперёд. Из-за узкой спины орудующего ножом мужчины, стоявшего в одних семейных трусах, были видны разбросанные по столу части тел Мишки и Машки. Отрубленные головы с выпученными остекленевшими глазами, поникшие уши, сине-серые кишочки с розовыми прожилками и чёрными горошинками внутри. И кровь…

А в спину толкала пригнувшаяся мать, повисшая на плечах у дочери. То ли охая, то ли похахатывая, переминаясь с ноги на ногу, она шептала окаменевшей от ужаса девочке на ухо:

— Ну, чего там, Верка? Видно тебе чего-нибудь? Всё уже или нет? Ох, ужас-то какой! Ох, смотри, хвост на пол упал!

На полу действительно лежал отрезанный кроличий хвостик. Мишкин или Машкин — было уже не важно.

Потом был ужин. Вера застыла над тарелкой, в которой давно остыл кусочек мяса, воткнутый в картофельное пюре. Её мать, не переставая жевать, задорно пихнула дочь локтём, подмигнула и спросила:

— Чего не ешь-то?

— Пусть не ест, — сказала вдруг расстроенная бабушка. — Надо же такое удумать — назвать животину, которую резать собрались, именами тёти и брата! А Юрий? Он аж позеленел, бедный! Они заслуженные люди, у них высшее образование! — повернулась она к девочке. — Ты уже взрослая, должна понимать такие вещи! Кто ж скотину людскими именами называет? Эх, ничего толкового из тебя не выйдет — неприметливая.

— Бестолочь, чего с неё взять-то? — с готовностью поддакнула Татьяна, заискивающе глядя на мать. — Пусть голодная ложится, нам больше достанется, ведь правда, да?

Мужчины ели молча и хмурились.

Вечером у Верки подскочила температура, и пришла кошка Марта, устроилась под одеялом, замурчала. Как в бреду — кислый чай, горькие порошки из бумажек и женский разговор через приоткрытую дверь:

— Опять заболела. Ну не девка, а развалюха какая-то растёт!

— Простыла. Полы холодные, возилась со своими кроликами целыми днями, вот и простыла.

Верка лежала и думала: «Надо уснуть от этого всего! Ну, быстрее же, быстрее!» — как будто уговаривала она кого-то. И проваливалась в небытие, в котором прыгали кролики с отрубленными головами и эхом звучал бабушкин голос: «Назови их „Неприметливый“ и „Неприметливая“… Маме будет приятно…»

Из кровати Верке разрешили вставать только через две недели. Чем она болела, так никто и не понял. Но мамин дядя Коля сказал, что заразился. И остался дома. Как только все ушли на работу, он сразу же встал с кровати и пошёл на кухню. Достал воблу и пиво, разложил это всё на столе, немного постоял и начал задумчиво шаркать по всем комнатам. Верка сидела в своём углу, перебирала матрёшек и настороженно наблюдала за сутулым худым человеком в белой майке и в чёрных трениках с вытянутыми коленками. Без присутствия родных, он ей сразу показался очень чужим и опасным. Да и не привыкла она, чтобы в это время кто-нибудь был дома.