Тимоти Рувидо - Хозяева плоской Земли [Путеводная симфония] [ЛП]

Думаю, я наткнулся бы именно на такой расклад, если бы прибыл в Рио, как обычно, в городом одиночестве. Однако при мне находился сам Дон Витторио, точнее, я при нём. Моя задача была сопровождать, возить на арендованном по такому случаю джипе, судя по расходу топлива, серьёзно бронированном, и по мере необходимости охранять. Вообще-то ни он, ни я, будучи в своём уме, не верили в то, что безоружная охрана в моём лице сможет противостоять пусть даже китайским АК-47, которые были здесь всё равно что галстуки для служащих банков. Разница была в другом – в уровне. Нас принимал не наркоделец в наколках и не федеральный бандит в погонах, а сам Карлуш Эдуарду Кармона ди Сегейра Нету. Не слыхали о током? Я тоже. Зато если взять перечень того, чем Бразилия торговала тогда на экспорт, начиная с руды, нефти, соевых бобов, мяса, химии, сахара, станков, бумаги, кофе и заканчивая обувью и кожей, то на большей части этой продукции стояли клейма фирм, так или иначе принадлежавших этому человеку, вернее, возглавляемому им семейству. По карманам его военного френча цвета хаки, похожего на френч кубинского команданте Кастро, были наспех рассованы всякие бразильские судьи, прокуроры, министры, маршалы и президенты. Поскольку у бразильцев такие длинные имена, доставшиеся им в наследие от португальских колонизаторов, трогательно повторяющие фамилии не только отца, но и матери, они привыкли давать друг другу смешные клички, что легко видеть по их знаменитым футболистам. Карлуш Эдуарду Кармона и так далее футболистом был только в несбыточных детских мечтах, однако в близком окружении все звали его коротко – Нету. То есть «внук». А всё потому, что он был полным тёской своего деда, который в начале века и прибрал к рукам львиную долю национальной промышленности, воспользовавшись сперва падением конституционной монархии, заменённой условной системой условно федеральной условно республики, а затем не менее символическим вступлением Бразилии в первую мировую войну на стороне Антанты. Дед прожил долгую жизнь и застал всех шестерых внуков и двух внучек. Нету был старшим. Обычные деды водят внуков на рыбалку или в кино и покупают мороженое. Карлуш Эдуарду Кармона ди Сегейра водил Нету на совещания с министрами, на парады в честь избрания нового мэра, на допросы и похороны старого, на крестины и свадьбы детей знаменитых родителей, в тюрьмы, где они потом иногда оказывались по глупости или в назидание остальным. Он преподавал внуку уроки жизни из первых рук, а покупал и дарил гончих собак, породистых лошадей и дорогое оружие. К семнадцати годам, когда деда не стало, Нету уже на равных подменял отца и дядю, особенно если нужно было решить какой-нибудь щекотливый вопрос. Если бы кого-нибудь тогда или сёйчас попросили охарактеризовать Нету двумя словами, большинство, включая заклятых врагов, сказали бы: честность и справедливость. Многим был памятен случай, когда ещё в пору юности он, самостоятельно возглавлявший карательный отряд в логово соседей, покусившихся на подвластную ему территорию, поставил всех уцелевших бандитов на колени посреди площади и долго произносил нравоучительную речь, так, чтобы было слышно всем, кто в этот момент прятался за окнами домов, чем довёл одного из пленников до белого каленья, и тот, не выдержав муки ожидания своей участи, попытался наброситься на оратора. Парня успели перехватить, скрутили и заставили смотреть, как Нету собственноручно выпускает пулю в лоб его плачущим от страха друзьям. Когда расправа была закончена, Нету велел парня отпустить, подарил золотую монету со своим профилем и сказал, что ждёт его к себе на службу. А поступок свой во всеуслышание объяснил тем, что «и в стаде овец можно обнаружить волка». Стоит ли говорить, что после такого показательного суда весь район встал на его сторону, и даже родственники убитых не отважились мстить.

Все эти и некоторые другие подробности биографии нашего милого хозяина я узнал ещё на борту самолёта от Дона Витторио и потому ожидал пышной встречи в Галеане 61 61 Основной аэропорт Рио-де-Жанейро. и роскошного номера в шестизвёздочной гостинице с видом на пляж Копакабана. Я заметил, что европейцы вообще склонны воображать себе Бразилию, а в особенности Рио эдаким земным раем, где красивые загорелые девушки не знают одежды, а мужчины только и делают, что пинают мячик и пьют кокосовый сок. Не хочу никого огорчать, но могу заверить по собственным наблюдениям, что это далеко не так. Бразилия – страна католическая в гораздо большей степени, чем наша папская Италия, так что на пряже там даже трёхлетние девочки затянуты в полные купальники, а их матери если и были в юности симпатичными и фигуристыми, после свадьбы теряют лоск, набирают вес и превращаются если и не в слоних Майами и Малибу, то производят впечатление вовсе не теми формами. Игравших в футбол в Рио за всё время нашего пребывания я видел дважды: один раз на огороженной решёткой площадке в городе и один раз вечером на пляже, куда тренеры со свистками выгнали несколько смешанных детских команд в ярких майках и заставили лениво катать мячи по песку. Неудивительно, что толк в итоге выходит из детей неблагополучных семей, живущих по закуткам грязных фавел. Это я тоже понял по собственному опыту, поскольку все мои ожидания рассеялись в одночасье, когда мы с Доном Витторио оказались в упомянутой выше Матилье.

Выбирать не приходилось. Как подобает гостям, мы полностью доверились встречавшей стороне, и сторона эта на трёх чёрных «рендж роверах» и двух американских пикапах повезла нас куда-то через горы, потом спустила поближе к земле, но вовсе не у берега океана, а в подозрительные джунгли, на опушке, так сказать, которых начинались неприглядные кирпичные и чуть ли не глинобитные постройки, имевшие мало что общего с тем Рио, который в далёком 1936 году застал Стефан Цвейг, настолько поразившийся городской архитектуре и упорядоченности планировки, что написал книжку под названием «Бразилия: страна будущего». Что заставило хорошего писателя шесть лет спустя принять вместе с женой смертельную дозу барбитуратов, не знаю, но если бы он увидел, что стало с его любимым городом, где он остался жить и умирать, с приходом такого явления, как «урбанизация», бедняга наверняка повторил бы акт самоубийства.

Я про фавелы слышал и думал, что морально готов к знакомству с ними. К знакомству, но не к жилью. Пока наш караван впритирку продирался через узкие закоулки, я взирал на чудовищные картины этого человейника и думал, что, выходит, не только Рим и Грецию строили так, чтобы сразу же получались «древние» руины. Сидя на заднем сидении, мы с Доном Витторио могли лишь красноречиво переглядываться. Один бритый и один длинноволосый затылок впереди, принадлежавшие нашему водителю и сопровождающему, к обмену впечатлениями не располагали. Однако Дон Витторио мне подмигивал, давая понять, что не всё так ужасно. Как ни странно, старый лис оказался прав. Мы ведь не были официальной делегацией, мы не планировали встречаться с «избранными народом» подставными главами страны, более того, о нашем визите встречающая сторона была заинтересована не распространяться, поэтому нас не повезли в набитые «жучками» хоромы для вип-персон, а поселили там, где ни одной любопытной службе внутренней разведки не пришло бы в голову нас искать – в сердце фавелы Матилья, в настоящем бункере, оборудованном по последнему слову элитной бронированной архитектуры и прикрытым со всех сторон красочным жилым недостроем. У нас там даже были окна. По вечерам весь склон и долина до следующей горы казались оранжевым морем светлячков.