Тимоти Рувидо - Хозяева плоской Земли [Путеводная симфония] [ЛП]

– Найдутся… – буркнул Рихард.

– Поставишь две на подоконник в том окне, что рядом с входной дверью. Ночью зажжёшь. Это и будет сигналом. Узнай так, чтобы она ничего не заподозрила. У неё, кроме тебя, ещё помощники есть?

– Сказал же, что не знаю…

– Узнай. Пока наши украденные вещи у неё, тебе с братом спокойно не жить. Можешь поверить мне на слово. Веди себя очень осторожно. Оступишься – костей не соберёшь.

С этими напутственными словами Конрад завалил Рихарда мордой в пол, разрезал путы на руках, те, что были на ногах, не тронул и, не прощаясь, стал взбираться по лестнице в дом. Я молча последовал за ним. Уже на улице, отойдя подальше, он стряхнул с себя напряжение и усмехнулся:

– Ну что, неплохо получилось?

– Надеюсь, ты его напугал. Хотя, я бы на его месте…

– Главное, что должно остаться у него в голове – это то, что за ним теперь следят. Всё. Остальное почти неважно.

– Слежку легко проверить: взять и поставить две свечки, как ты сказал. И если никто на сигнал не откликнется…

– Откликнется. А твой Альфонд на что?

Конрад оказался прав. Когда наутро мы предложили нашему гостеприимному хозяину наблюдать за домом близнецов на предмет двух горящих в окне свечек, он с радостью согласился и даже не спросил, зачем нам это надо. А мы не спросили, как он это осуществит, будучи привязанным к своей харчевне. На случай, если это не произойдёт в ближайшую ночь, я написал ему наш телефон, а Конрад пообещал щедрое вознаграждение.

Поспать нам в итоге удалось часа три, утро выдалось погожим, и после завтрака мы всей группой отправились в гавань договариваться о переправе на остров. Бухту и деревню, откуда мне довелось впервые сплавать на Ибини, как вы понимаете, я теперь обходил стороной. Завидев за нашими с Конрадом спинами настоящие охотничьи ружья, которые я прихватил из дома, но до сих пор хранил в багаже, туристы заволновались. Я со всей серьёзностью пояснил, что мы сбираемся посетить не городской зоопарк и не животноводческую ферму, а уголок самой что ни на есть дикой природы, где может повстречаться любая живность, включая хищников и даже медведей. Мы – группа не первая на моём веку, и раньше никаких неприятностей не происходило, однако всегда приходится оставаться начеку и готовиться к худшему. Братья Альбрехты поспешили заявить о том, что увлекаются охотой, привыкли иметь дело с ружьями и потому готовы в случае чего оказать посильную помощь, если мы снабдим их дополнительным оружием. Я поблагодарил их за отзывчивость, но был вынужден сообщить, что лишних стволов у нас нет.

– Когда стану чьим-то обедом, завещаю свою винтовку вам, Кристиан, – не слишком удачно пошутил я, и мы отчалили на небольшой, но достаточно вместительной двухмачтовой шхуне, капитан которой помнил меня ещё по прошлым двум плаваниям.

П живность, включая хищников и даже медведей. ферму, а уголок самой что ни на есть дикой природы, где могут вППпо дороге только и было разговоров, что про Переходные Врата. Наши гости наперебой вспоминали фильмы и романы, в которых фигурировали подобные приспособления для связи с другими мирами и измерениями. Никто, даже Трине, не верил в их существование на самом деле, однако всем хотелось посмотреть на чудо своими глазами. Я честно предупредил, что это не только не чудо, но и никакие, собственно, не ворота, а круглый прудик, который называется таким образом лишь в легендах. Правда, самобытный и примечательно расположенный. А также неизвестно какой глубины. Кстати, на этот раз я, предвидя такое отклонение от маршрута, подготовился и прихватил с собой катушку прочной нитки длиной триста пятьдесят метров, уже снабжённой грузиком. И не одну, а три, чтобы при необходимости можно было к концу первой, когда закончится, привязать нитку второй и так далее. Про них я пока никому не рассказывал, чтобы не портить впечатления.

Оставив наших счастливых туристов обмениваться предвкушениями, мы с Конрадом невзначай заглянули на капитанский мостик. Гунслаг был не только капитаном шхуны, но и её владельцем. Конрад мне потом признался, что никогда раньше таких моряков, а тем более капитанов не встречал: старый и тщедушный, но при этом приветливый и весёлый. Кроме того, он не курил трубку, не пил, не носил бороды и не ругался. Стоял себе спокойно за штурвалом, иногда прямо через окошко покрикивал на свою малочисленную команду, отдавая ребятам не столько приказы, сколько вежливые просьбы, а на его морщинистом лице, обдуваемом встречным бризом, сияла солнечная улыбка.

Я поинтересовался у Гунслага, часто ли ему последнее время доводится возить пассажиров или главное предназначение его судна всё-таки рыболовный промысел.

– Ну, такими масштабами, как у тебя, Тим, никто туда не ходит, – ответил он, не задумываясь. – На лодках ещё, может, ходят, а просто так… кто там чего забыл?

– Разве пещера не интересна? – смело и почти правильно составил вопрос Конрад.

Гунслаг посмотрел на него уважительно. Я успел представить моего друга, так что наш капитал знал, сколько у Конрада было времени на освоение языка.

– Ты уже и говорить умеешь, – одобрительно причмокнул он и снова перевёл прищуренный взгляд на воду за окном и на показавшийся вдали берег. – Наверное, интересна. Моя вон внучка всё просилась её туда свозить. В прошлый раз – помнишь, Тим – я её прихватил. Дома рассказывала, что ничего особенного. Тебе не в упрёк. Запомнила только, как долго вы добирались пешкодралом через лес.

– Она у тебя маленькая ещё, Гунслаг. Детям такое путешествие тяжеловато даётся, согласен. Кстати, я тебя отговаривал, не дай соврать.

– Да, никаких претензий, дружище. Просто твой приятель тут про интерес спрашивает. А я вот и не пойму, какой интерес может пещера возбуждать, если от неё проку никакого. Там, как я понял, даже рыба не ловится.

– Это часть истории, – глубокомысленно заметил Конрад и посмотрел на меня, ища поддержки.

– Когда историю делают из легенд – это уже не история, – ещё шире улыбнулся Гунслаг, что до сих пор казалось невозможным. – История – это то, что есть, а не то, что будет или могло бы быть. Разве нет?

– Если ты прав, – вмешался я, – то в таком случае истории вообще не существует. Потому что она для каждого всегда своя. По-моему, легенды, наоборот, хороши тем, что нас объединяют.

– Былины, сказы, легенды… – Гунслаг резко крутанул штурвал в одну, потом, почти сразу, в другую сторону. – Нет, они не для меня. Ты, я понимаю, это дело любишь, даже, я слышал, собираешь, но все эти «мировые черви»… Мне наша зубатка как-то ближе.

Не знаю, все люди таковы или это особенность населения Фрисландии, но по жизни мне приходилось часто сталкиваться с подобным обывательским мнением. Некоторые подводят под это даже философскую основу и называют «жизнью в сегодняшнем дне». Мол, какая разница, что было вчера и что будет завтра, потому что я живу сегодня и только это имеет для меня значение. Из них, по моим наблюдениям, получаются замечательные исполнители особенно какой-нибудь монотонной работы, однако мне их видение мира всегда казалось чудовищно узким и в полном смысле слова лишённым перспективы. Спорить с ними безполезно. Они отказываются повернуть голову вправо или влево. Для них существует только то, что непосредственно перед ними. Остальное неинтересно, а значит, его для них просто нет. А когда всегда доволен тем, что есть, нету горестей и разочарований, человек рад жизни и не снимает с лица улыбку.