Тимоти Рувидо - Хозяева плоской Земли [Путеводная симфония] [ЛП]

– Реки – вообще большая загадка, – сказал Кристен. – Особенно горные. Обычно выстраивают такую цепочку: вода испаряется, превращается в облака, облака выпадают осадками, осадки в горах замерзают, превращаются в ледники, ледники тают и получаются реки. Но это, мягко говоря, полный бред, потому что есть немало горных рек, которые образуют водопады прямо с вершин, где не то что льда, а и снега-то отродясь не водилось. Некоторые из этих гор вообще столовые, то есть там даже вершин нет, а вода есть. Понятно, что она выходит из горных недр, что это какие-то грунтовые воды, которые никогда не иссякают. Но как?! Мы недавно проехались по Южной Америке и насмотрелись там таких водопадов, которых в природе просто быть не должно. Особенно в Венесуэле.

С ним согласились, и часть подъёма прошла в разговорах о простых на первых взгляд вещах, которым наука дала объяснение, не стыкующееся с логикой. Были упомянуты и круговорот воды в природе, и извержения вулканов, и образование радуги, и вообще образование скальных пород. Леннарт привёл в качестве примера так называемые «кольца полония», которые видны под микроскопом на срезах гранита. Их существование полностью опровергают теорию учёных о том, будто Земля создавалась безсчётное количество лет. Жизнь «колец полония» сопоставима с продолжительностью жизни пузырьков в лимонаде. Увидеть их можно, а вот сохранить на долгие годы – только если моментально весь стакан заморозить. То есть и «кольца» должны были застыть – вместе с гранитом – моментально, что невероятно в теории эволюции. Упоминание эволюции, разумеется, перевело беседу к теме эволюции человека, и тут уж все сошлись во мнении, что это вопиющая ложь, не подкреплённая никакими фактическими доказательствами, кроме тех, которые довольно скоро были развенчаны, но теория усилиями пропаганды осталась, а её опровержения – намеренно забываются.

По мере подъёма стал усиливаться ветер. Мы уже брели вверх гораздо выше самых высоких деревьев и не видели окружавшего нас океана лишь только по причине дымки, которую ещё не сдуло с лесного ковра, простиравшегося под нами во все стороны. Утренние сумерки отступали следом за ней, уступая место оранжевому блину солнца, растущему у невидимого горизонта. Все испытали одно и то же чувство величия природы и единения с ней. Уже после восхождения, когда я принимал искренние благодарности за столь необычную утреннюю прогулку, многие признавались в том, что только ради одного этого впечатления стоило сюда приезжать.

Мы пробыли на склоне несколько часов, разбили лагерь, разожгли костёр, перекусили, пофотографировались и, прежде чем спускаться, поднялись ещё выше, до той ровной площадки, откуда видно, как река Западная срывается с высоких скал неуёмным водопадом и летит в пропасть, чтобы дальше течь гордо и величаво через весь остров до самого океана. Я рассказал о весенних состязаниях каяков и о том, что моя будущая жена с её братом – одни из лучших среди гонщиков-двоек. Посыпались расспросы по поводу семейной жизни вообще и моей в частности, о том, какие на этот счёт у нас существуют традиции, сколько обычно детей в семьях, как и кто их воспитывает, где мы получаем образование и сколько за всё это платим. Я старался отвечать с юмором, поскольку от меня ждали открытия каких-то правил, как в Европе, а у нас всё то, что называется «традициями», просто следует природе вещей. Мы живём так, как нам удобно, не мешая при этом удобству окружающих.

– Вы хотите сказать, – прервал меня Роналд с вежливой улыбкой, – что ваше прекрасное знание английского – это просто следование зову природы? Вы учились в Англии или здесь?

Я пояснил, что никуда пока за пределы Фрисландии не выезжал, но у меня был старый друг-ирландец, который учил меня своему языку по книжкам и разговорами. Книжки в моём случае оказались даже важнее, потому что я всегда любил читать, а с этим у нас, мягко говоря, не разбежишься. Вот и приходилось осваивать английский. Что касается образования, я рассказал моим слушателям о том, что вы уже знаете: всего три года школы, ничего лишнего и ненужного, сплошная «механика», никакого философствования, а если хочется заниматься чем-то углублённо, например, химией, геологией или серьёзным инженерным делом, то можно продолжить учёбу в университете, которым гордится наш Окибар. Если есть желание, я был потов показать его по приезде домой.

Роналд не преминул меня поддеть, сказав, что возможно именно поэтому у нас тут зарождаются мысли о «плоской земле». Он имел в виду, разумеется, что подобное можно объяснить разве что нехваткой образования, однако я ответил ему утвердительно, заметив, что именно практический подход к знаниям позволяет нам делать такие выводы, которые кажутся странными тем, кто привык верить в теории о несуществующем.

– Зачем далеко идти, – добавил я, обводя широким жестом расчистившийся к тому времени горизонт. – Вы видите, чтобы линия океана хоть где-нибудь закруглялась?

– Вижу, – поспешил брякнуть англичанин.

Остальные встретили его скоропалительное заявление смехом, поскольку в своих взглядах он оказался одинок.

– Как вам можно что-то доказать или даже просто объяснить, – заметила Эрна, – если вы отказываетесь видеть очевидное?

Роналд ещё раз на всякий случай глянул вдаль, но только пожал плечами. Его с детства учили, что горизонт должен идти дугой, вот он эту дугу и видел там, где её отродясь не было.

– Кстати, я слышал, – подлил масла в огонь Бертольд, – что если глазами ты видишь, как на море корабль скрылся из виду, не спеши считать, будто он нырнул за горизонт. Лучше возьми бинокль – и ты снова увидишь его.

– Так это обычная вещь, – оживился отец Трине. – У нас дедушка моряк, весь север исплавал. По его рассказам видеть в хорошую ночь маяк, который от тебя не в десяти, а в двухстах километрах – дело обычное.

– Он как-то это объяснял? – поинтересовался я.

– Нет, просто констатировал как факт, когда говорил о важности маяков. Я сейчас просто вспомнил, потому что, если он не обманывал, а он был человеком чести и строгих принципов, то такие наблюдения, действительно, опровергают физику шара.

– Почему? – поджал губы Роналд.

– Ну, вообще-то кривизна земли предполагает, что удаляющийся объект исчезает за горизонтом, причём по весьма точной формуле. В вашем случае это, если не ошибаюсь, восемь дюймов в квадрате на каждую милю. Если в вас, скажем, шесть футов роста, и вы просто стоите на земле, то ваш горизонт от вас в трёх милях. Всё, что дальше, должно этим горизонтом скрываться. То есть, если до предмета, до того же маяка, допустим, десять миль, то горизонт помешает вам увидеть… – Он прикинул в уме: – … порядка семи футов снизу. При этом, если до маяка не десять, а двадцать миль, то этих невидимых футов наберётся уже… дайте подумать… где-то сто девяносто. Вы понимаете, о чём я?