Тимоти Рувидо - Хозяева плоской Земли [Путеводная симфония] [ЛП]

Дорога в деревню запомнилась всем небольшим приключением, напугавшим не только наших женщин, но и некоторых мужчин. Мы уже вошли в лес и расслабились, предвкушая скорый отдых и обед, когда прямо впереди закачались кусты густого орешника, и на тропинку вразвалочку выбежал большущий бурый медведь. По размерам и ширине плеч было понятно, что перед нами самец, и потому никакой серьёзной опасности нет, но понятно это было только мне, поэтому вся группа дружно застыла на месте, вспомнив мои наставления накануне, поскольку я всех о возможности подобной встречи честно предупреждал. Самка была бы опаснее, восприняв нас как угрозу своим медвежатам, а самец не выказал ничего, кроме раздражения: наше приближение помешало ему трапезничать – поедать последние в этом году орехи. Он с любопытством водил из стороны в сторону мордой и негромко рявкал, раздумывая, что делать дальше. Я поспешил подсказать ему единственно правильное решение, скинул с плеча ружьё и пальнул в воздух. Все вздрогнули, медведь тоже, но нас было больше, и он, оттолкнувшись передними лапами, повернулся задом и побежал прочь. Оставшуюся часть пути разговоры были только о нём да о его косолапых собратьях.

В деревне нас встретил взволнованный Конрад, который слышал мой выстрел и не знал, что подумать. Фриана удержала его от желания бежать нам на помощь и оказалась права. Утро они провели явно с пользой друг для друга, выглядели довольными и в меру уставшими. Когда зилоты тронулись дальше, девушка моментально заснула. Она лежала головой на его плече, а я сидел по другую руку от него и вкратце рассказывал о событиях и разговорах на горе. Конрад связал появление дирижабля с рассуждениями о горизонте и заметил, что если мне когда-нибудь придётся лететь в самолёте, то я обязательно обращу внимание на то, что линия горизонта, как бы высоко мы ни взлетали, всегда остаётся на уровне глаз, а вовсе не уходит вниз, что должно было бы наблюдаться при поднимании над поверхностью шара. Помнится, я подумал, что едва ли когда-либо смогу подтвердить или опровергнуть правоту его слов. Какими же мы иногда бываем наивными…

Последующие события стали развиваться настолько стремительно и неожиданно, что здесь я вынужден сменить темп своего повествования и оставить за его рамками многое из того, что напрямую к делу не относится. Скажу лишь, что на обратном пути до Окибара мы ещё дважды встречали медведей, один раз целым семейством, однако в обоих случаях нам хватило ржания лошадей, чтобы отогнать непрошенных попутчиков. Всем также запомнился переезд по мосту через реку Южную. Он у нас бревенчатый, надёжный, однако для поддержания надёжности время от времени его ремонтируют, заменяя наиболее подозрительные брёвна опор и доски покрытия. Подобную реконструкцию мы как раз и застали, отчего всем пришлось на всякий случай выбираться из зилотов, переходить мост пешком и наблюдать с безопасного расстояния за виртуозным мастерством кучеров. Река была в итоге преодолена без потерь, мы двинулись дальше, а плотники остались доделывать начатое.

К вечеру второго дня мы добрались до нашей деревни, и я наконец-то смог обнять Ингрид, по которой, признаюсь, соскучился. Особенно часто я стал вспоминать о ней после того, как Конрад обзавёлся собственной спутницей. Что до Фрианы, то они с Ингрид быстро нашли общий язык, и я то и дело обнаруживал их хихикающими за компьютером. По приезде у нас появилось гораздо больше свободного времени, поскольку, как я уже говорил, в последние дни своего пребывания на острове наши туристы получают полную свободу действий и практически предоставлены самим себе. Желающие могут съездить в Окибар, сплавать на Монако или просто побродить по «первозданным» с точки зрения европейца лесам. В любом случае я всегда был готов прийти им на помощь и выделить кого-нибудь из односельчан в качестве сопровождающих.

На Монако, правда, мы плавали все вместе, организованно, и провели там несколько действительно замечательных часов, купаясь и в чаше при гейзерах, и в холодных прибрежных водах. На последнее отважились немногие, но Конрад выступил заводилой и в итоге кое-кто последовал его лихому примеру. Думаю, он хотел удивить Фриану, однако гораздо больше удивился сам, когда девушка совершенно спокойно искупалась в том, что любой итальянец и не только воспринял бы как «ледяную воду». Похоже, он забыл, где она родилась и выросла. Я не большой любитель холода и мурашек, поэтому мы с Ингрид за ними даже не пошли, а остались лежать в приятной теплоте бассейна и считать зажигавшиеся одну за другой звёзды.

Зато Конрад и вправду оказался головастым мотористом. В том смысле, что без какой-либо подготовки освоил управление паромом и с наслаждением простоял у штурвала всю дорогу в оба конца. Когда мы сошли на берег и отправились в нашу таверну подкрепляться, он стал восторженно мечтать о том, как построит себе небольшую и скороходную яхту, приладит к ней мотор, и раз уж нельзя пользоваться автомобилем, будет рассекать на ней океанские волны. Лишь бы куда-то двигаться и двигаться быстро. Тут я напомнил ему о его договорённости с Пааво, у которого он должен был до конца уже этой недели забрать груду металла под названием «Порше». Конрад стукнул себя кулаком по лбу, погрозил ничего не понимавшей Фриане пальцем и сказал, что это она виновата в охватившем его склерозе. Он, действительно, забыл о данном Пааво обещании, а я ну просто умница, что не позволил забыть окончательно. Обе наши спутницы даже на родном языке не сразу поняли, о чём идёт речь, а когда поняли, Фриана по-детски обрадовалась, а Ингрид по-взрослому промолчала и только посмотрела на меня сочувственно. Она знала, что ни к чему путёвому эта затея не приведёт.

Как я впоследствии убедился, Фриана своим присутствием отвлекла Конрада не только от мыслей об автомобиле. На время он превратился в затворника, проводя вместе с ней долгие часы в доме дяди. Когда мы встречались, вид он имел несколько шальной, а я всё ждал, когда же он сам заведёт разговор на интересовавшую нас обоих тему и поделится находками из похищенной у старухи тетради. Но нет, Конрад как будто совершенно перестал ею интересоваться, а когда я один раз всё же решился ему напомнить, сказал, что никуда она не денется. Я его, конечно же, понимал, однако считал, что и он должен меня понять.

Туристы наши, в конце концов, благополучно уехали. Все, кроме Роналда Тодда, который накануне сказал, что опередит нас и самостоятельно переберётся в Окибар, чтобы успеть там сделать кое-какие дела до отплытия, однако в порт он так и не явился, и корабль отчалил без него. Мы с Конрадом решили не волноваться, потому что ничего страшного и в самом деле не произошло: ну опоздал, ну передумал, ну перекантуется где-нибудь недельку и сядет на другое судно – не велика беда. Роналд всегда вёл себя довольно странно, так что переживать за него, а тем более пускаться на его поиски никому совершенно не хотелось. Проводив основную группу, мы с почти чистой совестью вернулись в деревню. Оттуда Конрад буквально на следующий день, прихватив с собой Фриану, отправился к Пааво вызволять свой несчастный Порше. Воспользовавшись моментом, я попросил его оставить мне на хранение тетрадь Уитни, чтобы попытаться проникнуть в суть там написанного. Он, поразмыслив, оставил. Между тем в Окибаре были проявлены мои плёнки и отпечатаны фотографии нашей поездки, среди которых были и страницы из книги Элинор.