Тимоти Рувидо - Хозяева плоской Земли [Путеводная симфония] [ЛП]

– Вы тут живёте? – наконец спросил один из них по-английски с незнакомым мне акцентом.

– Живу. Вы заблудились?

– К вам недавно никто не прилетал?

Вопрос звучал более чем глупо, поскольку вообще-то у нас могут разве что прискакать, приехать или вот так же, как они – прийти. Я был настолько сбит с толку всем этим представлением, что не сразу сообразил насчёт дирижабля. А когда сообразил, решил почему-то помалкивать и ответил отрицательно.

– Мы ищем двух людей, – сказал второй из незнакомцев, сунул руку под пальто и извлёк две фотографии, с которых на меня посмотрели невзрачные физиономии мужчин – одного бородатого и худого и одного усатого и толстощёкого. – Встречались вам такие?

– Нет, не встречались, – уверенно ответил я, и мне показалось, будто все они дружно сверлят меня в этот момент взглядами из-под очков.

– Это очень опасные люди, – пояснил первый. – Если увидите, позвоните нам. – И он протянул мне бумажный прямоугольник, на котором не было ничего, кроме номера телефона. Только тут я заметил, что все четверо ещё и в серых перчатках.

– Хорошо, – пообещал я, принимая странную визитку.

Больше у незнакомцев вопросов ко мне не было, и они, не прощаясь, пошли дальше по деревне. Пока я за ними наблюдал, они заглянули ещё в два-три соседских дома, показывали удивлённым хозяевам фотографии, но всюду ответом было пожимание плечами и мотание головой. Потом соседи пришли ко мне узнать, что это было, и мы обсудили столь необычное явление. Все выглядели взволнованными, потому что на нас внезапно словно пахнуло внешним миром, миром, которого большинство из нас не знало и знать не желало. В глазах многих я был эдаким пограничником и потому должен был понимать больше остальных. Но я тоже не понимал. А про дирижабль решил на всякий случай молчать. И предупредил на это счёт Ингрид, когда мы остались одни.

– Что-то произошло. Думаю, эти люди в сером ищут тех, кто залетел к нам третьего дня и кого мы видели тогда с горы. Но почему у нас? Они ведь могли пролететь и дальше. Не помню, чтобы дирижабль снижался.

Я пожалел о том, что рядом нет Конрада. Он бы наверняка быстро смекнул, что к чему. Я же не мог поделать ничего, кроме того, что сделал: позвонил в Окибар и поговорил с Гордианом. Он навёл справки и перезвонил мне часом позже, сообщив, что никаких кораблей в порт последнее время не заходило. Так что откуда к нам занесло этих людей в сером я так и не выяснил. Если только они ни гуляли пешком через весь остров. Но тогда им нужно было бы появиться тут вместе с дирижаблем, если не раньше. Ингрид предположила единственное правдоподобное объяснение: они на нём как раз и прилетели, а искали кого-то другого, а вовсе не наоборот.

Помните, с чего я начал свою часть этой истории? С того, что наш остров Фрисландия невелик. Обходить и объезжать его на лошадях вы будете, конечно, долго, но если бы дело происходило где-нибудь в Европе, вы объехали бы его в считанные часы. Именно столько времени требуется у нас на то, чтобы важной новости добраться до самых удалённых его уголков. Поэтому когда охотники обнаружили в лесах на юго-западной оконечности огромное полотно серой ткани, накрывшей собой целый ряд деревьев, и подвешенную к ней пустую кабину красного цвета, мы с Конрадом услышали об этом практически одновременно. Он при этом отмечал у Пааво приобретение железной рухляди и собирался в обратный путь, а я за неимением ничего более дельного продолжал изучать картинки и надписи в книжке Уитни. Зашёл отец и сообщил о находке, о которой услышал через своих сотоварищей. Мать рассказала ему о приходе незнакомцев в сером, и он теперь переживал, что это как-то связано. Мы все довольно остро реагируем на любые непрошенные перемены в нашей размеренной островной жизни. Мы их не хотим. Мы хотим, чтобы нас оставили в покое, и желание это настолько велико, что создаёт реальность уединения.

– Я собираюсь туда съездить, посмотреть. Прокатимся?

Последнее время отец всё чаще замыкался в своих повседневных делах, так что это был неплохой повод наверстать упущенное и пообщаться дорогой. Ингрид это тоже почувствовала и не стала напрашиваться в попутчицы. Книжку с рисунками я оставил ей, строго предупредив, чтобы она была аккуратна с ней и осторожна вообще. Уитни с её напарницей представлялись мне ничуть не менее опасными, чем люди в сером.

Путь нам предстоял неблизкий, поэтому отец не стал мучить своих лошадок всякими телегами, а оседлал Дари и Нурика, и мы отправились короткой дорогой через лес верхом. Признаться, верховая езда всегда давалась мне с некоторым трудом, отец об этом знал, но тем упорнее настаивал на том, чтобы я ею с детства не пренебрегал и учился. Со временем я свыкся, хотя никогда особого удовольствия от безконечного подпрыгивания в такт лошадиному бегу не получал. Да и переговариваться на скаку было чертовски неудобно. В молчаливом галопе по просекам прошло не меньше часа, когда отец, пустив Дари неспешной рысцой, выждал, пока я поравняюсь с ним, и поинтересовался, как у меня идут дела. Не в смысле расхожего «Как дела?», которое у нас тоже всё чаще стало использоваться в роли ничего не значащего приветствия, а в смысле «Что происходит?». Я обрадовался возможности провести несколько минут без сумасшедшей гонки и охотно поведал ему о событиях своего последнего путешествия. Поведал кратко, основное, без лишних ненужных подробностей. Он слушал внимательно, не перебивал и только кивал в такт лошадиному бегу. Понять, что он думает по поводу услышанного, не представлялось возможным. Отец не верил во многое из того, во что верил я, хотя и не мешал мне верить. Он просто полагал, что ему это за ненадобностью. Он считал себя человеком приземлённым и гордился этим. Говорил, что на таких людях держится мир. В детстве я был с ним совершенно согласен и хотел стать таким же, но оказалось, что у каждого человека своя жизнь и своя судьба. Теперь настала моя очередь не мешать ему не верить.

Мы добрались до того места, где Южная разливается во всю ширь и мелеет при этом настолько, что её можно преодолеть вброд. Главное не спешить, чтобы не дать коням переломать ноги на гладких валунах. Мы с отцом проделывали это неоднократно, но всякий раз мой лоб при любой погоде покрывался испариной, а ладони становились влажными. Секрет заключался в том, чтобы задать направление и не мешать животине справляться с задачей самостоятельно. Нурика я знал довольно хорошо. Ему можно было довериться с трудную минуту. При всей своей пугливости он умел сосредотачиваться и никогда меня не подводил. Даже когда поскальзывался, хотя подковывал его сам отец и подковывал всегда надёжно. В итоге мы достойно преодолели неприятности, а заодно и брод, однако я дал себе зарок, что обратно поведу Нурика пусть и долгим путём, но через мост.