Тимоти Рувидо - Хозяева плоской Земли [Путеводная симфония] [ЛП]

– Научилась.

– За неделю?

В последний раз наш разговор представлял собой лоскутное одеяло из итальянских и английских слов и фраз. Сегодня передо мной была типичная итальянка, в речи которой иногда даже проскальзывал романеско 55 55 Римский диалект, подвергшийся значительному влиянию тосканских диалектов и литературного языка. . Мне стало слегка не по себе. Помнится, после первой встречи я сравнил Татьяну с омутом. Нырнув в него тогда добровольно, я только сейчас осознал, что, вероятно, поспешил. Виски куда-то отхлынуло, оставив меня без защиты. Девушка снова будто прочитала мои мысли:

– Конрад, зачем ты здесь? Неужели не понимаешь: я не хочу, чтобы нас видели вместе не потому, что боюсь проблем для себя. Проблемы будут у тебя. Ты производишь впечатление хорошего парня, ты мне понравился, и я не желаю тебе беды. Уходи, пока можешь. – Она понизила голос. – Неужели не видишь, кто здесь и что тут происходит?

– Я тут случайно…

– Случайно ничего не бывает. Тебя вовлекли. Ты вовлечён.

– Куда? Во что?

– Эти люди. Ты думаешь, они тут просто так, отдохнуть и развлечься пришли? Здесь решается их судьба. Прямо сейчас, пока мы говорим. Не веришь? – Она оглянулась к стеклянной стене, поискала кого-то среди гостей и добавила: – Вон, например, хипповатого вида негритенок с улыбкой клоуна и вихрастый губки-бантиком в дорогом костюме и ярком галстуке. Сидят за одним столиком со скромным джентльменом, у которого волосы назад зализаны. Видишь? Это, кстати, нынешний госсекретарь США, Бейкер Третий. Как ты думаешь, что у них общего?

– Без понятия.

– Если смотрины пройдут успешно, негритёнок, а следом за ним вихрастый будут избраны президентами.

– Чего?

– США, разумеется. Не завтра, конечно, но лет через двадцать пять.

Я пригляделся к тем, про кого она говорила, но ничего президентского в них не увидел. Политика вообще меня не занимала, в отличие от моего отца.

– Жаль, что мы никак не можем проверить правоту твоего прогноза…

– Если послушаешься меня и уберёшься отсюда подобру-поздорову, быть может, доживёшь до того дня, когда убедишься, что я права. Потому что это не прогноз. Прогнозы делаются на биржах и в бюро погоды. А тут люди этими биржами и погодами управляют. Разница есть?

Похоже, ей очень нравилось быть сведущей в подобных неженских вопросах. Правда, своего она добилась: мой пыл остыл. Хотя не столько в отношении предстоящей работы на синьора Теста, сколько в отношении её самой. В жизни так бывает: видишь какую-нибудь красивую вещь, и распаляешься желанием её иметь. А иногда видишь вещь ещё прекраснее, и в тебе ничего не отзывается, потому что не в коня, как говорится, корм – она настолько хороша, что сразу представляется недосягаемой, ты ею восхищаешься, но проходишь мимо. Спасённая мною из рук хулиганов Татьяна была желанна в силу, если можно так выразиться, своей слабости. Но внешность оказалась обманчивой, жертвы так себя не ведут, не скрываются и не обманывают, чтобы потом явиться, как ни в чём не бывало, и завалить предупреждениями и странной информацией. Да, я был пьян, но мыслил трезво.

Не знаю точно, сколько мы просидели той ночью: пять минут, час, вечность? Наверное, час, который пролетел как пять минут, но показался вечностью. Если непонятно, как такое может быть, залейте в себя полдюжины стаканов дорогого виски, возьмите в собеседницы девушку своей мечты, разочаруйтесь в ней и узнайте, что вас подстерегает неведомая опасность, потому что вы – вкусный жук, по глупости заползший в муравейник.

Она ушла так же внезапно, как появилась – просто встала, поправила юбку (кстати, за весь вечер я здесь не видел ни одной женщины в джинсах или даже брюках) и последовала за группой разношёрстной публики, покинувшей клуб и направлявшейся к дальней беседке на краю поля. Ни слов прощанья, ни рукопожатья, ни ласкового взгляда. Я словно перестал для неё существовать. Впоследствии я часто вспоминал ту ночь и наш с ней разговор, который я здесь не решаюсь приводить во всех подробностях, чтобы не накликать на невинных людей, к которым отношу и себя, ещё большую беду, чем та, в которой я оказался. Тогда мне всё представлялось слишком театральным, чтобы придавать происходящему нужное значение, я не столько слушал, сколько смотрел, и всё же суть сказанного Татьяной каким-то образом зацепилась у меня в памяти, а жизнь преподнесла немало сюрпризов, раз от раза заставлявших убеждаться в правоте сказанного ею.

Утро я встретил в том же плетёном стуле, замёрзший и голодный. Всё поле застилал влажный туман, с рассветом спустившийся на горы.

Я вообще люблю итальянские предутренние часы, когда воздух будто замирает и дрожит в предвкушении солнца. Какое оно сегодня будет: испепеляюще-жаркое, нежное или подёрнутое вуалью туч? Самые смелые из птиц начинают пробовать голоса, невидимо, но звонко. В эти короткие мгновения улавливаешь запахи, которых лишён надвигающийся день, настолько они тонкие и пугливые, запахи не то из детства, не то из позабытых снов. Подобное затишье наступает потом лишь во время послеобеденной сиесты, но тогда это безлюдье и безвременье не радостное, а скорее гнетущее, отданное во власть горячего светила.

Меня могут спросить, почему я не сбежал той же ночью после того, что услышал от Татьяны (или как её там звали на самом деле). Не поверил? Нет, поверил. Собственно, примерно от такого я и примчался её спасать. Правда, ситуация с пленением невинной русской балерины рисовалась мне несколько эротичнее, но реальность от этого не становилась менее опасной. Только как бежать? По привычке угнать со стоянки перед клубом машину – легче лёгкого. Вот только перелетать через ворота и ограды я не научился, так что охрана меня бы в два счёта схапала, и тогда я предстал бы пред не очень светлые очи синьора Теста уже в совершенно другом свете. Одно дело что-то знать и совсем другое – с этими знаниями пытаться скрыться. Мягко говоря, подозрительно. Тем более что разговор с моей бывшей любовью заставил меня посмотреть по-иному не только на неё, но и на её пленителя, иначе говоря, на моего будущего работодателя. Он, оказывается, никого не мучил, не убивал, не держал в подземелье в цепях и не кормил дохлыми крысами, а весьма гостеприимно устраивал дорогущую вечеринку для вполне уважаемых – во всяком случае, средствами массовой дезинформации – персон, был резок, но в целом приветлив со мной и предлагал нечто, что наверняка перевесит все зарплаты, которые я смогу заработать в своей нынешней конторе в ближайшие лет десять. Почему именно десять, я не знал. Просто именно эта цифра крутилась у меня то ли в засыпающем, то ли в только что проснувшемся мозгу, когда из дверей в длинном банном халате размашисто вышел босой синьор Теста, заметил меня, скривил недовольную физиономию и подошёл. Я неуверенно поднялся со стула.