Павел Дмитриев - Скрепы нового мира [СИ]

— Тут все равно стрелять не в кого, посмотрим с другой стороны.

Хитрость помогла. Иван в запале успел забыть, что там – степь и поля на много верст вокруг, поэтому, сочно выматерившись, бросился обратно. А пока он примеривался половчее высадить стекло, не засыпав осколками девушек, я захлопнул дверь и подтянул к ней ближайший скрученный матрас.

Затем, быстро оглядев напуганный коллектив, распорядился, тыкая пальцем в следующий набитый хлопком мешок:

— Михайло, аккуратно, не разворачивая, давай мне эту штуку!

— Зачем?! — оторопел младший экономист.

— За шкафом, идиот! — сорвался я на крик. — Затем, бл.ть!

Нешуточный тычок подруги придал ускорение сыну счетовода – в мои руки попал второй валик. Примерившись, я вогнал его под нижнюю полку, закрывая от пуль еще один клочок пространства.

Характерный треск, в сочетании с вскрывшаяся клочьями войлока и фанеры перегородкой наконец-то показали Ивану основную проблему.

— Прошила навылет! — пораженно вскрикнул он, отшатываясь от несчастного окна.

— Петь! Петька!!! — вторил ему нечеловеческий вопль из соседнего купе. — Боже, помилуй!!!

Когда проблема прояснилась, движения Ивана обрели неожиданную быстроту и точность. Единым слитным рывком он запрыгнул на столик, перехватил третий, все еще лежащий верхней полки матрас, и тут же переправил его к дверям – как раз в нужное место.

— Всем лечь на пол! Голов не поднимать! — скомандовал он, возвращая себе статус боевого лидера.

Я тем временем втискивал последнее хлопковое чудо под вторую нижнюю полку, завершая неуклюжую баррикаду.

— Все равно пробьет, — скептически оценил Иван итог.

— Хоть шанс, — не стал спорить я, прессуя девушек на условно-защищенном пятачке. — Теснее прижимайтесь к полу! Голову прикрывайте руками!

По всему вагону звенели осколки стекол, матерились от бессильной ярости мужики, голосили бабы, визжали дети. Одна за другой добавлялись дырки в стенах и парусине потолка. "Максим" лупил с паровозного тендера одной бесконечной очередью, впрочем, на интенсивность нашего обстрела данный факт не влиял ни капли.

— Проклятье, — прошипел сквозь зубы Иван. — Наши стреляют, а мы лежим как сельди в жестянке.

— Некоторые селедочки очень ничего, — я погладил кстати попавшее под руку бедро Александры. — Так что, парни, не теряемся, пользуемся моментом!

— Но-но, — ответила щипком Саша. — Нашел время приставать!

— Героизм полезен в тяжелые времена, — поучительно заметил я. — Но мы живем в эпоху отчаяния, которой приличествует хорошее чувство юмора.

Жалобно звякнувший чайник снесло со стола пулей, но не прямо к окну, а почему-то вбок, наискосок по ходу движения.

— Скоро выскочим! — ободрил я ребят. — А тебе, Иван, пора бы переползти к середке ближе…

Хорошая идея опоздала.

— Оу!!! — дурным голосом взвыл Иван.

Попытался подняться, и тут же упал, скрючившись в попытке добраться до ноги. Рана, нанесенная прошившей несколько перегородок пулей, выглядела поистине жутко: чуть выше колена, во все стороны рваная, с торчащими из мяса щепками костей и целым фонтаном ярко-алой крови.

— Пиз..ц! — оторопел я.

— Ванечка! Родненький! — заблажила супруга Ивана, зачем-то пытаясь обнять мужа.

— Держи его! — оборвала мой ступор Саша.

Не обращая внимания на залившую пол кровь, она перекатилась поближе и запустила пальцы прямо внутрь раны.

— Бля-я-я! — Иван попробовал дернуться, но я уже навалился сверху на его ноги, фиксируя их в одном положении.

— Мишка, доставай ремень, — продолжила командовать Александра, что-то нащупывая в глубине разорванного тела. — Делай жгут. А ты, — она повернулась в мою сторону, — снимай рубаху. Кажется, я поймала артерию.

Наложение жгута и повязки оказалось непростым квестом. Бледный как бумажный лист Иван страшно скрипел зубами, матерился и норовил вырваться. А стоило на секунду отвлечься – дотянулся до маузера и наставил дрожащее дуло в сторону моего лба:

— Оставь меня! Как человека прошу!

— Кровь остановили, — возразил я. — Чуток потерпи, немного дотянем…

— Калекой мыкаться не стану!

Не сильно задумываясь, я резко ударил по сжимающей пистолет руке. В лицо хлопнул оглушающий выстрел, глаза засыпало пороховой сажей, но чертова пушка все же вылетела из ослабевших пальцев.

— Психический! — мотнула головой Саша, не отвлекаясь от приматывания к ране оторванных от Михайловской толстовки рукавов.

Струйка холодного пота потянулась между моих лопаток: "а он не шутил!" Вслух же только рявкнул: — А ну, боец, живо взял себя в руки! Твоя жизнь нужна мировой революции!

Помогло. Или, скорее, сказалась потеря крови. Иван бессильно привалился к нижней полке, а я, наконец-то, смог добраться до окна. Состав явно притормаживал, и меня это страшно беспокоило.

Хватило одного взгляда:

— Станция видна! Вырвались!

— Водки налей, — не дала мне отвлечься Александра. — Надо его хоть как-то обезболить.

Я сорвал сургуч с горлышка оставленной на вечер казенки, набулькал до краев стакан.

— Держи.

— Врача, врача, врача! — рыдала супруга Ивана.

— Попробую.

Отвалил от дверей сымпровизированную баррикаду, почесал затылок, разглядывая две рваные дырки как раз напротив нашего лежбища. Впору истерить, однако перегруженный эмоциями мозг решил принимать происходящее вокруг не иначе как компьютерный шутер. С нечеловеческим спокойствием я увернулся от мечущейся по коридору тетки с выдранной скулой, перешагнул через залитого кровью и дерьмом, но еще дергающего в агонии ногами красноармейца. Заглянул к соседям, отметил ревущих над телом матери детей. Слепая случайность не щадила никого, верно, две трети пассажиров так или иначе попали под бандитские пули.

— Саша, пойдем, — вернулся я в купе. — Нынче в вагоне самый главный врач – это ты.

Следующие несколько часов прошли в кровавом аду. Саша перевязывала, я держал, успокаивал, поил всех, и раненых, и родственников, и просто попутчиков. Сперва водкой, потом лауданумом, [170] Лауданум (Laudanum) — опийная настойка на спирту. В СССР была снята с производства только в 1952 году. который местный фельдшер притащили из станционного медпункта. Если раскинуть на весь поезд – то мы отделались легко. Десяток убитых, полсотни раненных. Почти все – из нашего купейного. В общие вагоны, где ехало много местных, террористы не стреляли. По этой же причине, вероятно, не пустили состав под откос.

К полуночи единственный на весь поселок Калинина врач прооперировал Ивана, из выживших, он оказался одним из самых тяжелых. Саша ассистировала, в дикой антисанитарии, при свете керосинок, но все равно, относительно успешно. То есть ногу наш новый товарищ, конечно, потерял, зато жизнь – сохранил. Попутно я постарался выбить из головы Ивана заскок про калек. Никуда жена от одноногого не сбежит, а и сбежит – так сама дура; советские бабы, после мясорубки Великой да Гражданской, не особо разборчивы до полного набора конечностей. Был бы на месте "главный" орган, остальное – приложится.