Павел Дмитриев - Скрепы нового мира [СИ]

Весь следующий день мы отмывались и стирались в позаимствованной со скотопоилки колоде, каждую минуту оглядываясь, как бы злосчастный поезд не укатил в Баку без нас. Со стороны Грозного движение встало напрочь, оборвалась телеграфная связь. Пошли слухи, один страшнее другого. Гарнизон поселка – целая рота, усиленная парой кургузых пушчонок, — ощетинился обороной на станции. Туда же перебрался импровизированный госпиталь и местный партактив с семьями. Наш состав стоял, как пришел, на главном пути, все ждали распоряжений начальства по замене паровоза. Тот, что тащил состав от Новороссийска, горцы расколотили на изумление качественно, до поселка мы докатились скорее по инерции, чем на локомотивной тяге. Скорее всего, у бандитов против "максимки" нашелся свой пулемет, и надо признать большой удачей, что купейный вагон не стал его основной целью.

Ближе к утру какой-то высокий железнодорожный чин сообразил загнать встречный эшелон цистерн в тупик, а освободившийся паровоз отдать начавшим звереть пассажирам. Мы тепло распрощались с решившими возвращаться в Новороссийск ребятами, девчата чуток всплакнули. А потом мы вселились в общий вагон – иного выбора не осталось. Теснота еще хуже, чем на старте с Тихорецкой, смрад сильнее, ругань и крики детей – страшнее. Настоящая пытка, даже соловецкий этап мне дался куда как легче.

Похожий на средневековую крепость вокзал Баку мы встречали на подножке, в нетерпении, так, верно, мечтали ступить с борта "Мейфлауэра" на землю Нового Света пуритане из Плимута. После полутора суток в душегубке, без нормальной еды и сна, в сердце стучала одна-единственная на двоих мечта – добраться до ванны с чистой водой, выскоблить из кожи и волос пот, гряз, насекомых. А после – уснуть на чистом белье. И пусть все ГПУ подождет!

Проклятое, отвратительное солнце! Как злобно оно жарило нас в поезде! И вот опять взялось за старое. Я подтянул двуспальное шелковое одеяло вверх, закрывая Сашино лицо; пусть яркие лучи сколько угодно пятнают волосы, те, что волной растеклись по хрустком снегу полотняной наволоки. Сам зарылся в подушку рядом – урвать еще хоть часик полудремы.

Шестое утро срыва. Некогда любимый – если верить шепотку портье – номер Яшки Блюмкина в отеле "Новая Европа". Интересно, идут ли чекисты по нашему следу? Или сдали дело в архив? А может, все еще ждут на далекой польской границе? Да какая, к Шокли, разница! После всего, что случилось в дороге, Москва мнится звездой из далекой-далекой галактики. Непостижимой, загадочной и в то же самое время – абсолютно бесполезной.

Вчера из фаэтона мне показалось – нет в Баку никаких Советов. "Все как раньше, только хуже" – грозная и великая Российская империя по-прежнему окормляет свою дальнюю окраину. Прикинутые легким национальным колоритом мужчины сидят на улице возле своих лотков, торгуются в лавчонках, лениво пекут на жаровнях снедь. Укутанные в чадры гюльчатай бодро шлепают чувяками по неровной пыльной мостовой рядом со сверкающими обнаженными коленями и плечами гражданками. Нет вездесущих кумачовых плакатов, нет хвостов очередей, нет потока целеустремленного пролетариата; весь полумиллионный город – один сплошной крикливый рынок.

Я невольно прислушался, и сразу, улица за закрытым окном загомонила сотней голосов. Негромко, однако до ужаса назойливо, с таким фоном нипочем не уснуть. Почитать бы ленивую книгу, или хоть газету… хотя, по-хорошему, давно пора заняться собственной недельной щетиной. Вечером, при свете десятилинейной лампочки, я бриться не рискнул – теперь самое время. Тем более, супругу будить не придется: пристреленный Сашей суперагент и подлец знал толк в гостиничном сервисе, местный туалет – отдельная комната, с окном, зеркалом в рост и чугунной ванной.

Сторожась лишний раз скрипнуть пружиной, я выскользнул из кровати. Станок, помазок и свежее лезвие свои – наш единственный чемоданчик обошли пули террористов. Мыло гостиничное, мягкое и душистое – абсолютно невероятный для СССР сервис. Но особенно хорош низкий и широкий мраморный подоконник; вчера мы с Сашей нашли ему достойное применение. Довольную улыбку-воспоминание погасил взгляд на одежду: выстиранный в очередной раз пиджак потерял всякие остатки формы, с брюк так и не сошли бурые разводы. Я провел рукой по скукоженному рукаву, попробовал расправить замятые плечи… увы, жестокого обращения ткань не пережила. Мой любимый непарный костюм теперь сойдет лишь за повседневку разнорабочего или крестьянина. Александре повезло больше, ее выручило взятое с собой парадное крепдешиновое платье – безнадежно изгвазданную в крови юбку и блузку мы бросили в поселке имени Калинина.

Кое-как подвязавшись полотенцем с заковыристым вензелем "НЕ", я распахнул окно. Высунулся в духоту набирающего силу дня с третьего этажа, выцелил поблизости мальца лет двенадцати, свистнул, а затем – поманил пальцем:

— Эй! Как насчет заработать?

— Вам, дяденька, газетку принести, водочки с закуской или барышень позвать?

Удачно попал! Хорошо изучивший три главных потребности новой советской элиты коммерсант куда полезнее случайного пацана.

— Для водочки рановато, — не стал я ломать шаблон. — А вот поесть не помешает.

— Поесть, — рассудительно возразил малец, — это вам, дяденька, в нашу чайхану лучше, тут рядом, я провожу.

Мысль дельная. Забитый партийными функционерами ресторан совсем не то место, где мне хотелось бы показаться. Да еще в такой одежде… опять же, Саша спит.

— Чай принести сможешь?

— Конечно, дяденька!

— А ежели с лепешками? И круг колбасы, чтоб прямо с углей?

— Сию минуту!

— Персиков захвати! Газету! И букет цветов!

Услышал ли? Шибко быстро метнулся в проулок.

Через четверть часа осторожный стук в дверь возвестил о прибытии завтрака. Юный коммерсант умудрился без помощи взрослых припереть медный чайник, гору горячих лепешек, пакет персиков килограмма на три, уйму зелени и здоровенный круг колбасы, способной свести с ума одним лишь ароматом. Про газету маленький хитрец не забыл, хотя не сказать, что вчерашний "Красный нефтеперегонщик" меня сильно обрадовал. Цветов, стервец, не принес. Не успел, а может, принял мои последние слова за неудачную шутку. Более же всего меня удивила цена – за подобные деньги в Москве выйдет позавтракать разве что в рабочей столовой.

Довольный чаевыми малец уже примеривался улизнуть, когда меня осенило:

— Ну-ка погодь! Хорошую одежду достать сможешь?

— На вас, дяденька?

— Да. Нужна сорочка, — я на всякий случай потыкал пальцем в свою грудину. — Брюки и пиджак.