Виталий Виниус - Римские вакации

Получивший волю малиново-зелёный Лёлик, отплевавшись и отдышавшись, кинулся помогать своей спасительнице с целью жестоко отомстить подлому поганцу; туда же подгребла младшая, не достававшая до дна ногами и оттого передвигавшаяся собачьим баттерфляем. Ну и, как водится, сложение их усилий дало непредусмотренный результат — в возникшей неразберихе Боба умудрился вынырнуть совсем в другом месте, хотя ударная группировка мстителей и продолжала кого-то с наслаждением топить.

Боба, лукаво прищурившись и невинно улыбаясь, понаблюдал за усилиями оппонентов, после чего закукукал как сумасшедший. Лёлик и компания ошалело уставились на вероломного обманщика; из воды, фонтанируя и ревя басом, вылетела отроковица, шлёпнулась обратно, вцепилась судорожно в Лёлика и повисла на нём как пиявка, продолжая оглашать помещение воплями и стенаниями.

Тело в обступившем влажном жару зачесалось, засвербело, зазудело в разных местах, требуя доброй порции банных процедур. Я встал, потянулся как следует, поскрипев суставами, и, зажмурившись от предвкушаемого наслаждения, плюхнулся в бассейн — поближе к извергавшим водяные горячие струи дельфиньим рылам. Поймав проплывавшую мимо губку, я принялся ожесточённо тереться. Юлия продолжала всё так же сидеть, сжавшись робко.

— А ты что, зайка, хочешь остаться грязнулею? — поинтересовался я у неё.

Девушка обеспокоено заморгала, потом поднялась и, тщательно прикрываясь ладошками, спустилась по ступеням в воду. Нашлась и для неё губка, которой Юлия принялась деликатно елозить по телу, отчего кожа её порозовела очень премило.

— Ну вот и чудненько. Баня — она, понимаешь, способствует чистоте, а чистота не просто залог здоровья, но и в эстетическом плане, знаешь ли, весьма приятна… — начал я втолковывать девушке, но та саркастически улыбнулась и поглядела куда-то в район моей груди.

Я нагнул голову. Вода вокруг меня приобрела чётко выраженный бурый оттенок.

— Гм… Ну я и говорю… — пробормотал я, но не успел закрыть рот, как вдруг сзади кто-то вынырнул и, страшно сопя, навалился на плечи.

Зелёная муть воды с шипением рванулась вверх, сомкнулась над головой. Сознание обмерло от коварной неожиданности, но зато гипофиз шарахнул в кровь ударную дозу адреналина, и тут уж за дело взялись инстинкты. Они помогли телу вывернуться из цепких лап гнусного агрессора, наподдать ему головой в живот и вынырнуть к благословенному воздуху, где засимулировавшее было сознание вновь, как ни в чём не бывало, включилось, и я с немалым удивлением обнаружил подле себя тоскливо пищавшего Серёгу, пребывавшего в несколько странном ракурсе. Впрочем, удивляться ракурсу долго не пришлось, ибо оказалось, что я умудрился непонятно когда заломить незадачливому воителю руку весьма жестоко. Слегка поразмыслив, я было совсем собрался наказать его продолжительным окунанием, но тут Серёга начал бойко и культурно отпардониваться, что от воспитанника улицы звучало столь же неожиданно, как и матюги из уст выпускницы института благородных девиц, отчего я растерянно его отпустил и даже не отвесил прощального пинка.

Серёга же, почуяв свободу, бойко загикал и ломанулся с целью пошалить в компанию Лёлика, Бобы и Раиса, которые к тому времени, собравшись табунком, усердно скреблись губками и живо обсуждали предстоявшие восторги. Но там охальнику так же дали быстрый укорот, отчего он обиделся, вылез на бортик и, развесив срамные места, начал петь непотребные частушки.

— Фи, как некультурно, — поморщился Джон, которого невдалеке от песенника надраивали усердные близняшки. — Не слушайте его, девочки, это нехорошие слова… — обратился он к ним покровительственно, поворачиваясь другим боком и поднимая руку для лучшего доступа. — Хотя, конечно, вы всё равно не понимаете, поскольку это не на латинском, а на нашем родном языке, на латинском, смею уверить, не прозвучит, но, тем не менее, не слушайте его, это бяка, клянусь честью… — Джон гордо вскинул голову как гвардейский поручик, которому ещё есть, чем клясться.

А Серёга в ответ на критику похабно осклабился, подмигнул заинтригованным близняшкам и принялся иллюстрировать народные напевы красноречивыми жестами и вставляемым скороговоркою кратким переводом.

Джон презрительно фыркнул, но вдруг набычился, налился краскою и заорал охальнику:

— А ну ты… мать-перемать… так-разэтак! Заткни хайло!… — и так далее нисколько не уступая Серёге в самобытности выражений, после чего на миг замолчал, стал серьёзным и внушительно заметил: — И фаллос подбери!

Серёга, разинув рот, выслушал этот, с позволения сказать, панегирик, обидчиво поджал губы, вскочил на ноги и находчиво душителя культуры отбрил:

— Кому фаллос, а кому и пенис! — после чего, повернувшись к Джону тем местом, которым первоначально избушка на курьих ножках была повёрнута к Ивану-царевичу, звучно пошлёпал себя по тощим ягодицам.

Я закончил тереть свои ставшие красными и разгорячёнными телеса, уже скрипевшие под губкою образцовой чистотой. Сырой горячий воздух затруднял дыхание, седой пар поднимался клочьями от беспорядочно колыхавшейся воды, плавал под лепным потолком. В ушах вдруг зазвенело тонко, радужные круги поплыли перед глазами. Хлебнув широко открытым ртом тяжёлого воздуха, я вылез на край бассейна, но и тут тело окутал липкий жар, а мрамор, несмотря на свой прохладный колер, сочился влажным теплом.

— А ну-ка, на сушу давайте, на лавки лягайте! — неожиданно прорезавшимся тенором загомонил Раис, пихая своих дам из воды.

Те жеманно подгребли к ступенькам; смуглая выпорхнула бабочкой, толстуха же, розовея распаренными телесами, изобразила неуклюжую нимфу. Её интимная причёска оказалось рекордно обильною, так что между ног у дамы висело что-то вроде мокрой бороды чуть ли не до колен.

Раис, тяжко выбравшись из воды как дядька Черномор, узрел сиё волосяное изобилие, ухмыльнулся, по-хозяйски залез туда бесстыжей рукой, пошуровал энергично и назвал сей предмет батькой Махно. Оказавшийся поблизости Боба тут же начал со всей серьёзностью рассуждать на предмет того: надо ли придерживаться исторической правды и употреблять слово "батька" или же сообразно с принципом соответствия реальной действительности всё же применить слово "тётка". Раис в дебаты вступать не стал и лишь махнул рукой пренебрежительно, затем оглядел своих девиц, нерешительно присевших на скамью, и прикрикнул на них:

— Прилягивайте, я сказал! Сейчас парить буду!

Девицы пискнули жалобно; нехотя, оглядываясь на Раиса, стали ложиться на животы головами друг к дружке. Походили они на две конфеты из набора: одна кофейная, другая — розовая помадка.

Раис с рачительным покашливанием оглядел открывшиеся телесные ландшафты, схватил заранее сготовленный веник, сунул его под дельфинью морду; густо запахло лавровым листом, будто взялся кто-то варить в бане суп харчо.