Алекс Коста - Вавилон и Башня

– Нет! Нет, Джин! Дистиллят нельзя накапливать, потому что его нет! Его не существует!

– Конечно-конечно!

– А как ты думаешь! Почему дистиллятом нужно делиться, а? – Я не ждал ответа Джин и ответил сам: – Да потому, что дистиллята не существует! А. ха…ха…ха…ха…

Милица все еще прилично выла в сторону, поэтому куски Адамовой паутины были не такими плотными, и я увидел, что бородатые, кажется, услышали мое «ах-ха-ха-ха» и как-то все одновременно покачнулись в сторону.

– Джин! Смотри! – и я еще раз, громче прежнего, изобразил это «ах-ха-ха-ха», а бородатые в ответ опять покачнулись. – Вот, видишь. А ты знаешь, ты знаешь, Джин? Ты знаешь, почему дистиллят невозможно произвести? Знаешь? Знаешь, почему дистиллят у каждого свой? Знаешь? А вы знаете, ребята? – прокричал я что есть силы. – Знаете? Потому что дистиллят у каждого свой! Потому что дистиллят непредсказуем! Потому что дистиллят сам по себе – не дистиллят. Потому… потому… – кричал я, мотая головой и размахивая руками. – Эй, ребята, знаете что еще, знаете… дистиллята не существует! Вот и все!

Бородатые, кажется, покачались в разные стороны, как будто в такт моим словам.

– Джин? Думаешь, они поверили?

– Тебе?

– Да, да, мне!

– Ну…

– Вот и я думаю, что «ну». Не так уж просто поверить. Ну ничего, еще будет время им объяснить. Спустимся к ним? Как думаешь?

– Ну…

– Опять «ну»?!

– Ну…

– Что «ну», что «ну»?! А ну тебя… – сказал я, вдохнул и проорал: – Знаете что, ребята! – бородатые опять качнулись все разом. – Дис-ти-л-ля-т-та-то… ха-хе-х-х… не су-ще-ству-е-ет!

<���Без географического наименования, 2100-е годы. Новая цивилизация>

Я открыл глаза, но Яркое Пао не увидел. Башня недостаточно высокая.

Увидел кого-то, похожего на ЛА. Хотя как это, похожего?

Я не увидел цвет ЛА. Бесцветное быстро становится прозрачным.

Мимо прошел еще кто-то, кого я тоже не узнал. Только по загнутому вверх бамбижо понял, что это КА.

У Башни встретил молодого мудрого УТ. Тоже без цвета, но это точно был он. Кто еще может управляться с Подъемным Блоком?

Я дал ему грустный приветственный урок: что остается, когда не видишь цвета?

Мудрый УТ ответил, что остается только то, когда ничего не остается.

Я подумал и добавил, что, когда ничего не остается, главное остается.

Подъемный Блок издавал привычное «бух-бух-бух», мы поднимались на Башню. Цвета ЛА, КА, МУ, ИЛ и ФА были такими малоразличимыми, что я не обменялся с ними уроками.

На площадке все по-прежнему. Как хорошо! Разбросанные куски Пао, громкое «бух-бух-бух», приятное и успокаивающее. Хорошо здесь бегать со своим бамбижо!

Так я и сделал. Просто направил свое бамбижо в разбросанные куски Пао.

Может, я не вижу остальные цвета, потому что во мне много уроков, которые я принял от Свечек? Даже если так, то совсем скоро мы увидим Яркое Пао, и все цвета станут очень яркими. Тут-то я их снова и увижу.

Держи бамбижо, пока держишь бамбижо! Это я вспомнил урок АТ, и мне стало спокойно.

Береги источник уроков… береги Большую Свечку. Как будто кто-то послал мне урок из Прозрачного Коридора.

Я решил не обращать внимания на всякие прозрачные уроки.

Потом я получил еще один урок: дай другим Большую Свечку.

Мимо пробежал неповоротливый ФА непонятного цвета. Он дал мне урок: цветов нет, все цвета одинаковые.

Не может такого быть! Я вижу свой цвет, ФА видит свой цвет. ЛА видит. Еще КА, МУ, ИЛ, ЛЮ и многие другие.

Я видел цвет ПО, темно-коричневый, пока ПО не стал прозрачным. Но, если бы ПО и так был прозрачным, как бы он стал прозрачным? Может, ПО не стал прозрачным? Тогда он по-прежнему быстрый-стремительный, темно-коричневый ПО. Где же он? Где ПО? ПО нет. Потому что ПО в Прозрачном Коридоре.

Цвета все время меняются. Я принял еще один урок, непонятно откуда.

Нет, нет! ПО не вернется из Прозрачного Коридора. Там же останется РЕ, который уже давно потерял свой цвет. Там же останутся ОМ, ПУ, СО, СЕ, РА и много-много других. Да и старый мудрый ЕТ, который был настолько мудр, что, кажется, мог вернуть свой цвет.

Но цвет нельзя вернуть. У прозрачного нет цвета. Прозрачное и есть прозрачное.

А как же Яркое Пао? Неужели даже Яркое Пао не может вернуть цвет?!

Порывы Пао усилились, но я не стал прятаться. Мне хотелось убрать побольше кусков Пао. Я представлял, как однажды, очень скоро, поднимусь на площадку и увижу, что теперь она выше самого высокого крупнолетающего Пао, вся озарена цветом Яркого Пао. И вот оно – Яркое Пао.

Когда Пао стало совсем темнолетающим, я спустился, подошел к молодому мудрому УТ и дал ему урок: цвета могут быть непредсказуемы.

Как еще я мог объяснить, что светло-красная ЛА стала непохожа на ЛА, что ФА стал почти как Пао, а КА, МУ, ИЛ вообще не отличить друг от друга?

УТ ответил, что цвета непредсказуемы, когда твой цвет непредсказуем.

Что, если мой цвет предсказуем, а другие – непредсказуемы. Так я ответил.

Два урока не приходят одновременно. Оказавшись на Башне, нельзя быть у Стены Плодов. Взяв в руки одно бамбижо, не возьмешь второе.

Молодой мудрый УТ был мудр. Он ответил мне привычными уроками, которые успокоили меня.

Оставалось узнать, что не так с моим цветом. Я пошел к Большой Свечке, откуда все и началось.

<���Россия, 1980-е>

– Константин Борисович! – цокая туфлями, навстречу мне по коридору шла Галина, заведующая учебной частью.

– Галя! – кивнул я.

Решил не останавливаться, а то начнет расспрашивать про здоровье. Вот странно. Когда все начинают спрашивать о здоровье, что это значит? Что ты уже постарел? Или что так плохо выглядишь… или это сожаление, что ты мог бы сделать больше, но, похоже, уже не сможешь?

Я проводил взглядом «цокающую» Галину, вошел в кабинет, закрыл дверь на ключ. Сегодня уже не будет лекций, а вечерние практики я передал аспирантам. Можно не выходить, пока институт не опустеет.

На столе, который раньше был аккуратно убран, а содержимое сведено к минимуму, теперь все разбросано. Не то чтобы я опустился, просто перестал придавать этому значение. Что такое порядок и беспорядок? Какая разница?

В дальнем углу комнаты, рядом с высоким, почти до пола, окном виднелась маленькая фигурка. Сато всегда выбирал место у окна, если, конечно, оказывался там, где оно было.

– Мне нельзя, – сказал я деду Матвею, который сворачивал самокрутку, сидя на большом кожаном диване с высокой спинкой, заканчивающейся деревянными резными панелями.

– Мне-то можно, Кинстинтин, – ухмыльнулся он.

Изображенные на деревянных панелях сцены охоты на оленей как нельзя лучше подходили к его высокой фигуре, к длинным серебристо-вороным, твердым и одновременно легко струящимся волосам.