Алекс Коста - Вавилон и Башня

– Н-н-е-ет… не-не-не… – замотал головой Мукнаил. Чего-чего, а уж третьей встречи с инструктором Жабом ему совсем не хотелось.

– Пойдем! – почти беззвучно сказала Асофа и с невероятной силой (во всяком случае, для человека вне облака) потянула Мукнаила.

«Откуда у нее столько сил вне облака?» – подумал Мукнаил, а сам чуть не вошел в облако по привычке. Вовремя сообразил, что так его сможет увидеть Жаб, пусть не сейчас, но потом, при разбирательстве. И что он увидит?! Как он, Мукнаил, тащится по коридору, кое-как перебирая ногами вслед за бывшей Асул, которая, на самом деле, никакая не Асул, а Асофа, которая упала с балки, как считает инструктор Жаб, по вине самого Мукнаила.

«После такого мне био ограничат как минимум на год!» – не сомневался Мукнаил и бессильно замычал от страшного, но при этом очень вероятного развития событий. Говорить связно он толком не мог, почти все силы тратил на то, чтобы идти и не падать. Асофа шла непривычно быстро, не то что тогда, когда они впервые оказались здесь. Мало того, у нее еще сил хватало поддерживать и подталкивать Мукнаила.

Когда они достигли этой треклятой двери, ведущей на балку между зданиями, Мукнаил собрал все-все силы и то ли замычал, то ли быстро заговорил:

– Асофа, Асофа! Я не пойду. Я не пойду! На балку. На балку! Ни за что, ни за что! Не-не-не-не-не… – последнее отрицание у него растянулось в один длинный протяжный стон.

– Тсс! – прошипела Асофа.

Она совершенно не придавала значения словам Мукнаила и решительно открыла злополучную дверь. А потом, еще более решительно, вытолкнула его на балку, а сама вышла следом.

– В чем дело? Ты же любишь сплав по горной реке? Чем это не то же самое? – у нее еще хватало сил издеваться над бедным Мукнаилом.

«Как можно сравнивать?!» – пронеслось у Мукнаила, прежде чем он погрузился в гадкое, дурно пахнущее пространство из мелких грязных капель, а его ноги беспомощно переминались на склизкой поверхности. Надо признать, напоминание Асофы о «сплаве по горной реке», очень издевательское в настоящей ситуации, удивительным образом помогло ему. Мукнаил вспомнил, как ловил равновесие, несясь по узкому стремительному ручейку среди камней и наваленных деревьев. Он стал изображать руками что-то вроде того, что было в том образе. Асофа держала его, не давая упасть, сама ступала очень уверенно.

«Совсем не как в прошлый раз!» – непременно подумал бы Мукнаил, если б не увлекся поддержанием равновесия.

Он представлял, что сидит в своем любимом одноместном каяке, опираясь на удобную прорезиненную спинку, идеально подходящую по форме к его мускулистой спине. Руки ни за что не соскользнут с легкого и крепкого весла с мощной рукояткой. Он ловко вращает это весло, изменяя глубину погружения узкой лопатки и замах, в зависимости от того, в какую сторону наклоняется каяк.

Может быть, поэтому или потому, что Мукнаила тащила Асофа, но никто не упал, и через какое-то время они дошли до того места балки, с которого уже не было видно ни двери, ни даже здания. Мукнаилу стало совсем дурно. Ноги подкосились, и он чуть не свалился.

– Ну вот, пришли, – сказала Асофа. Было видно, что она тоже устала.

Асофа перевела дыхание и усадила Мукнаила на балку, сложив его руки крест-накрест, так чтобы он мог держаться сразу за обе стороны металлической и неприятно шершавой, чужой, но такой спасительной поверхности.

Мукнаил подумал, что, наверное, скоро умрет. Балка была холодной и мокрой, да еще какая-то непонятная «гадость» ощущалась на ней везде. Раньше он такого не испытывал. Здесь все совсем другое, как будто все вокруг, вовне, какое-то неровное, кривое, не очень холодное, но и не очень горячее. А все, к чему привык Мукнаил в обычной облачной жизни, было таким приятным на ощупь.

Но держаться за балку все равно приходилось. Мукнаил помнил, что под балкой пятьдесят этажей. Даже если защитный контур сработает, как это произошло с Асофой, падать ему крайне не хотелось.

Будто угадав мысли Мукнаила, Асофа сказала:

– Держись крепче. Пока рано падать.

– Пока… рано… – повторил Мукнаил, хотя и не понял, к чему это она.

– Я буду говорить медленно, разборчиво. Я знаю, ты большую часть жизни провел в облаке и поэтому не можешь без него быстро усваивать.

– Быстро… усваивать… – опять повторил Мукнаил, действительно пока еще мало что усваивающий, тем более быстро.

– Итак, – Асофа села, как Мукнаил, обхватив обеими ногами балку. Только более свободно, не так сильно вцепившись руками. – Здесь мы между зданиями. Понял?

Мукнаил кивнул.

– Мы на балке, которая соединяет эти здания. Понял?

Мукнаил опять кивнул.

– Здесь нас не видят те, кто в облаке. Даже инструкторы. Такое уж здесь место. Понял?

Мукнаил кивнул, но не понял. Почувствовал, что ему становится очень холодно. Только не так, как когда его окатывает холодный водопад или волна в образах. А по-настоящему холодно. С одной стороны, чувство было знакомое, с другой – совсем другое. Не какое-то ободряющее и веселящее, а пронизывающее, словно повсюду вставляют острые холодные спицы.

– Так вот! Здесь они не узнают, о чем мы говорим, – продолжала Асофа. – Я тебе сейчас ничего такого не скажу. Просто скажу, что есть кое-что вне облака.

– Вне облака, – повторил Мукнаил и послушно кивнул.

– Замерз?

– Замерз, – признался Мукнаил.

– Это хорошо, – почему-то обрадовалась она. – Потерпи, скоро будешь лучше соображать.

– Скоро… – опять ничего не понимая, повторил Мукнаил и почувствовал, что внутри у него происходит нечто странное. Как будто одна часть тела стала холодной, а другая, наоборот, горячей. – Одна холодная… другая горячая… – только и смог проговорить он и даже успел подумать, какой бы образ сейчас сконструировал на тему холода и жара, но вспомнил, что конструировать сейчас негде, облако выключено. – Эх-х…

– Да! Да! – оживилась Асофа. – Так и должно быть! Так и должно! Скоро ты почувствуешь, как у тебя внутри начинает формироваться настоящее био, а не этот синтетический компот. Настоящее био может согревать, когда тебе холодно. Это и есть жизнь вне облака.

– Жизнь… вне… облака… – Мукнаил успел услышать только последнюю фразу.

– Да, – спокойно сказала Асофа и, видимо, замерзая сама, начала тереть руки.

Но Мукнаил теперь меньше думал об этом. Он боялся свалиться с балки, представляя, что если здесь так гадко, холодно, мокро, шершаво и склизко, то как же там, на нулевом этаже.

Они посидели еще чуть-чуть, и потом Асофа встала, потянула Мукнаила обратно. Он не мог двигаться. Руки и ноги будто онемели.

Асофа достала из кармана какой-то пузырек, отвинтила крышку, выдавила каплю на посиневшие губы Мукнаила.

И произошло неожиданное. А главное, неожиданно приятное, чего уж он совсем не ожидал сейчас. Едва капля стекла ему за губу, Мукнаил почувствовал, как холод и жар, которые раньше конфликтовали в его теле, теперь соединились, стали каким-то общим теплом. Тепло разрослось, наполнив сначала всю середину живота, а потом и каждую клеточку тела. Он даже почувствовал, что может говорить. И сказал первое, что пришло на ум: