Алекс Коста - Вавилон и Башня

– Константин Борисыч… – хотел прервать я.

– Не торопитесь, мой дорогой, не торопитесь. Вы сейчас скажете, что братва меня все равно найдет и отомстит за свою шестерку? Так?

– Это стопудово. Только он не был шестеркой.

– Э-кхе… запомните, дорогой Богдан Иванович. Тот, кто не на самой вершине пирамиды, по любому шестерка, как бы его ни называли. Не в этом суть. После того как договорим, мы с вами пойдем отсюда и…

Тут хомяк очнулся и стал горланить, как бычок на приколе. Чего он базарил, я не понял, по ходу, звал кого-то. Какой-то след или слуг. Кого-то, кто должен был что-то добавить или добычить, или добыть. Понятно, что ему хреново, еще как. Вот по фазе и двинулся, слуг каких-то зовет. Откуда здесь слуги?

Борисыч достал из кармана баян и быстро ширнул хомяка по вене.

– Это чтобы подольше помучился, – подмигнул он. – Надеюсь, вы не против? – спросил он, словно у меня был выбор. – Итак, потом мы с вами поедем в город и кое-что там сделаем. Поможете немного старику, хорошо?

– Это что еще за кое-что?

– Это вам пока знать не нужно. Разведданные будут поступать по мере необходимости. Ну что, поедем?

– А почему вы думаете, что я с вами куда-то поеду?

– Богдан Иванович! Дорогой! Ну, во-первых, вы один из нас. Я вам потом объясню. Во-вторых, вы честный воин, а значит, вам не безразлична судьба Елизаветы Викторовны и Егора. Так?

Я дернулся к Борисычу. Только охолонул он меня еще быстрее, чем я на вытянутую руку к его глотке успел добраться. В лоб направил волыну. Симонова [80] Пистолет Симонова – пистолет, переделанный из винтовки Симонова образца 1936 года, стреляющий патронами калибра 7,62 мм. Редкая разработка пистолета-пулемета, не вошедшая в серию. , по ходу. Ствол здоровый, тяжелый, под калибр семь шестьдесят два. Такую дуру теперь не всяко найдешь. Это не какой-то конченый ПМ, которым только пиво открывать. Откуда и выхватил так быстро?!

– Спокойно, Богдан Иванович, спокойно. Уверяю, им ничего не угрожает. Женщин, особенно таких очаровательных, – Борисыч подмигнул мне, будто знал чего-то про Елизавету и как я по ней тащусь, – мы не побеспокоим, если только… – и развел руками.

Я уже понимал, к чему он клонит.

– А хомяк?

– А что он? – махнул Борисыч. – Пусть пока помучается.

– А кто суб на Киевке снял?

– Да… – снова развел руками Борисыч, – один мой знакомый, бывший каскадер. Ваш бестолковый «чемодан» легче легкого с курса сбить. Законы физики, дорогой Богдан Иванович, высокий центр тяжести.

– Законы физики, е-мое… – со злостью повторил я.

Мы поднялись наверх. Борисыч нагнулся и прокричал в дверь-люк хомяку:

– И запомните, дорогой! «Здесь и сейчас» всегда сильнее вашего «плати потом». Всегда! А что-то настоящее всегда сильнее подделки. Вы подделка, дорогой, и запомните это! Как подойдете к вратам, так и говорите: я подделка. Вас простят и пропустят. А будете попугайничать, опять придется все заново переживать.

По ходу, Борисыч тут самый главный шизик. Хотя, после волков и всяких башен с овцами, уж кто бы говорил…

Хомяк кое-как замычал. Видно, очнулся и опять начал бакланить про каких-то слуг, которых нужно добычить:

– Слуг добычить… слу-г-г… добычить… слу-у-у… добычить! – скулил он.

Тук. Борисыч щелкнул блатной дверцей, и я понял, что хомяк наш, по ходу, спекся стопудово.

Блин, Борисыч тоже, что ли, в «овцы-волки» теперь играет? Не, ребята, я больше с вами бегать не хочу. Надоело мне.

<���Россия, 2020-е годы>

Через два дня после собрания Хайнц попал в больницу. Никто не говорил, что с ним случилось, так с «капитанами» не поступают. Заместители говорили, мол, «просто диспансеризация», приближенные шептались, мол, «сердце».

«Долго педали крутил», – зло подумал я, хотя особых причин злиться на Хайнца у меня не было.

В тот день я был у него дома. Делал то, что у самого Хайнца теперь не очень получалось. Трахал Надю Донарт, жену больного.

Немецкие потомки Хайнца считали, если уж дурная кровь попала в семью, она обязательно куда-то да заведет. Куда-то не туда. Так и произошло. Подвергшись короткой эротической слабости, Донарт приобрел себе многолетний геморрой в виде глупой взбалмошной жены. Да еще молдаванки. Беда, как говорится, не приходит одна.

В общем-то, Хайнца можно было понять. С его судьбой бедняка из Восточной Европы, кроме того, с видом робеющего гусака с тонкими щиколотками и толстыми ляжками, ни о какой фрау с золотистой копной волос и крутыми бедрами мечтать не приходилось. Зато молдаванка Надя, приехавшая в ГДР непонятно зачем, долго не ломалась, проверив, что паспорт «дойчланд» у Хайнца настоящий.

Да и я тоже попался на ее деревенский, стареющий, но все еще задиристый нрав и силиконовую попу, туго затянутую в латексные штаны.

«Резина к резине», – тогда подумал я и сам не заметил, как начал встречаться с Надей раз в неделю, пока Донарт присутствовал на совете акционеров. Его «трахали» акционеры, я трахал его жену. Все банально до омерзения, но так было. Если б Хайнц мыслил более абстрактно, знай он всю эту историю, думаю, даже согласился бы на такое «делегирование».

– Найн! Найн! – крикнула Надя на двух псин, которые грызли сброшенное покрывало. С собаками и посторонними она разговаривала только на немецком. И, судя по всему, очень гордилась этим.

– Да ладно тебе, – я обнял ее и положил на спину.

В этот момент зазвонил телефон. Звонок отличался от прочих своей тревожной резкостью.

Надя долго разговаривала с кем-то, отвечая в основном односложно, «да» или «нет», что было совсем не в ее духе. Обычно речь этой особы была изобильной, цветастой, как поля в молдавских селениях.

– Хустя! – плаксиво сказала она, закончив разговор и прикурив, глубоко затянувшись, измазав фильтр жирной помадой. Такое ощущение, что эта помада сочилась у нее из губ, а не была нанесена снаружи.

– Что Хустя? – не понял я.

– При смерти.

– Да не может… – от неожиданности я даже вскочил с кровати и подошел к большому окну. Как будто в надежде отыскать ответ, так ли это. – Где он?

– В больнице, здесь недалеко. Надо ехать.

– С тобой поеду.

– С ума сошел!

– Да ладно тебе. Скажем, что кто-то от работы тоже захотел приехать.

– Ну, ну… может, ты и прав, – она потушила сигарету, подошла и повисла у меня на шее.

Я крепко обнял ее, погладил, как она любила, посадил на широкий подоконник.

Когда последний крик Нади перешел в мычание, я посмотрел на нее внимательно.

«Старая уже баба, – подумал я. – И что она будет делать без денег мужа-экспата? Золотой парашют [81] Золотой парашют – термин корпоративной структуры, в которой топ-менеджерам, после наступления недееспособности или смерти, полагается выплата существенной денежной суммы. ей вряд ли выдадут».