Алекс Коста - Вавилон и Башня

– Внизу, – и Асофа повела его куда-то.

– Внизу? – с тем же полным непониманием переспросил Мукнаил, как когда-то, сидя на балке. Теперь для него это было «когда-то», хотя времени прошло не так и много.

– Пойдем, пойдем. А теперь пригнись… – кажется, они заходили в какую-то небольшую дверь.

<���Без географического наименования, 2100-е годы>

– Там, там, куда я иду, не будет больше горестей,

Не будет больше бед…

Там, там, куда я иду, все меня давно ждут.

Там, там, куда я иду… Черт, сбился… там… черт, Джин! Давно я не бубнил себе под нос, а?

– Давно, давно, – не таким уж скрипучим голосом ответила Джин.

– Да уж. Нет, но каково? А? Я всех обставил. Всех! Я один, один. Но…

– С дистиллятом, – согласилась Джин.

– С дистиллятом, – подтвердил я.

Да, с дистиллятом. Эх, дистиллят! Он меняет многое. Еще в те времена, до «этого», дистиллят всем полагался, кто его хотел. Дистиллят не был чем-то редким. Просто идешь – и вот тебе дистиллят. Точнее не так, а вот так: вот тебе дистиллят – и ты куда-то идешь. Куда угодно, куда хочешь.

Не то что теперь. Ничего и ни у кого. Почему? Да потому что нет дистиллята. И никто никуда не идет. А откуда возьмется новый дистиллят, если никто никуда не идет? То-то! Откуда? Да ниоткуда, вот и весь разговор.

– Так, Джин?

– Так, так, т-ааа-ккк… – протянула Джин.

Ходьба для нее была вторым, по важности, занятием, по сравнению с лежанием на полке в торговом центре. Поэтому стоило упомянуть, что «кто-то куда-то идет», и она со всем соглашалась. Все-таки Джин была протезом. Единственно выжившим протезом.

Но… бородатые где-то нашли Стрекозу, у которой есть дистиллят! Не знаю. Это не мое дело. Мое дело было забрать и уйти. Я забрал и ушел.

– Так, Джин?

– Так, так, так…

– Ушел и иду. Иду к Моисею, по дороге к свободе. Так, Джин?

– Так, так, т-аа-а-к…

– Ты видишь меня, Моисей. Ты видишь меня! Я на дороге, на дороге свободы, в моих карманах дистиллят. Я иду к тебе!

Тут пришлось остановиться. Август, кажется, закончился. Не совсем тупик, но куда идти дальше – непонятно. Только большая трещина. Пролезу ли я туда со всеми своими карманами? Даже если стоит это делать. А может, и не стоит?

– Ты как думаешь, Джин?

– Ты мне торговый центр обещал!

Так я и знал! От Джин не дождешься внятного ответа. Придется решать самому.

Я подошел поближе. В трещине почти не было света. Вместо света сплошное ученье… или тьма?

– Ученье – свет, неученье – тьма, – опять вздумала подсказывать Джин.

– Значит, в этой трещине неученье, вот и все!

– Эхх… – почему-то вздохнула Джин.

Какое-то ученье в этой трещине все-таки было. Ход там был. Длинный. За все время блужданий по коллекторам я научился отличать, где ученье, а где нет никакого ученья. Сварливая Джин, конечно, думала, что это она мне во всем подсказывает, а я так, вроде как тупица. Но пусть думает что хочет. Вот только проходы, которые вели направо и налево, явно замкнуты неученьем, хотя света там поприличнее, чем в трещине. Но ни движения, ни гулких звуков из них не уловить. Другое дело эта трещина.

Кромки бетона казались острыми. Мелкие куски отвалились от краев, валялись повсюду. Значит, разлом образовался давно.

Между прочим, «это» повредило не только нас, двуногих идиотов, а еще и дало под зад «матушке-земле», чему я был, надо признать, очень рад. Наконец кто-то навалял этой злой твари. Мало того что злой, так ведь и безразличной! Я ее ненавидел еще в прошлой жизни. А все почему? Ей всегда все равно. Точнее, всегда было все равно. Теперь сука дрогнула. Что и доказывает эта трещина.

– Доказательство, – буркнула Джин.

– Ну… – отмахнулся я.

В общем, все перевернулось с ног на голову. Там, где был свет, теперь может не быть никакого ученья, и наоборот.

– Матушка-земля… как бы не так! Смотришь на эти деревья, бугры, холмы, что еще там… эх, забыл я, Джин. Что еще там было, скрипучая дорогуша, а?

– Реки, реки, реки… – прохрустела Джин.

– Реки? Ну да, может, и реки.

– Горы, горы, горы… – добавила Джин.

– Да, твою ж ты мать! Откуда ты-то знаешь?! Тебя тогда и в помине не было. Лежала среди сломанных инвалидных кресел и ржавых шприцев. Откуда горы-то видела?

– Ладно, ладно, ладно… не было никаких гор, гор, гор… – примирительно забубнила Джин.

Хотя Джин по-своему права. Все эти реки, горы, поля и прочая дрянь… Как ни крути, а все они паскуды, каких сложно представить. В прошлой жизни наблюдались всякие зверства. И так называемой матушке-земле было ассиметрично, что бы там ни происходило.

– Параллельно, олух, – поправила Джин.

– Да хоть лаконично!

Другое дело теперь! Нет ни рек, ни гор, ни чего-то там еще. От всего нашего уродского мира остались коллекторы и глина с отходами. Вот и все. Вот что значит, когда что-то из того, чего нет, больше и не будет никогда. Вот что значит, когда дистиллята, который должен быть, нет и не будет, никому он не достается, ниоткуда не появляется. Никак и ничем. Вот так! По-моему, нас просто выключили из розетки, и все.

Ладно… все вокруг умерли, а я лишился дистиллята. Но Моисея я найду. И раз все встало с ног на голову, и там, где было ученье, теперь неученье, а там, где свет, теперь тьма, значит, надо в трещину идти. Вот что!

Я кое-как протиснулся и сразу попал в полное неученье или наоборот. Попробовал было подождать, чтобы глаза привыкли, но не привыкли.

Пришлось просто сделать три шага. Гладкая поверхность под ногами куда-то наклонялась. Но ничего не видно, черт возьми! Ничего! Хотя я и понимал, что это, на самом деле, хороший знак – чем темнее, тем глубже. А значит, тем лучше! Ученья больше! Только где-то в глубине мог находиться коллектор Моисей.

Идти было тяжело. Да и Джин под таким «градусом» еще никогда не ходила. От этого ее обычное брюзжание превратилось в какое-то жалобное постанывание:

– Ох…ох…ох… – все жаловалась Джин.

Так мы дошли куда-то и остановились. Похоже, на какой-то площадке. Хотелось дистиллята, хотя Стрекоза мне уже дала недельную норму. Но дистиллят такая штука, его много не бывает. Начинаешь пить – и хочешь больше, больше, больше. Особенно когда куда-то идешь. Особенно когда разыскиваешь Моисея. Ладно, потерплю. Слушать Роберта в такой темноте опасно. Того и гляди, на что-нибудь уговорит. Уговоры, как известно, в темноте лучше удаются.

Обшарил уступ. Кажется, немаленький. Все-таки площадка? У меня оставался специальный осветительный «початок». Надломишь – и света больше. Когда-то я забрал несколько таких у парня в странном костюме с двумя огромными круглыми колбами за спиной. Точнее, у трупа в странном костюме и колбами. В этом костюме он, похоже, собирался плавать в коллекторе. Да так и задохнулся. Неудивительно. С такими колбами. Они бы ни в один карман не поместились! Как же с ними можно плавать?!