Алекс Коста - Вавилон и Башня

Держась одной рукой за колонну, я медленно отступил от нее, пытаясь здоровой ногой обшаривать расстояние вокруг. Наконец, отпустил руку, нагнулся вперед. Один шаг, второй, третий. В общем-то, в полной темноте были и свои преимущества. Ничего не отвлекало. Настоящее ученье – такая темнота! Иди себе и все, знай только обшаривай место для следующего шага. Чем-то, наверное, похоже на всю мою жизнь, нынешнюю. Да и предыдущую.

Шаг за шагом я шел быстрее. Поверхность под ногами была по-прежнему гладкой. Решил, что надо себя чем-нибудь отвлечь, и начал перечислять имена всех своих крепких парней, полных, отличных, дистиллятных, рассованных по карманам. Роберт, Руперт, Ральф, Рудольф, Ренуар, Ромео, Рафаэль, Роджер, Роланд, Руби, Ричард и маленький Рэй. Почему маленький? Да, Рэй был маленькой колбой, зато с длинным носиком. Я даже вспомнил, что когда-то это помогало мне пить из него дистиллят в полнейшей тишине. Без всяких этих рассказов и презентаций. Все остальные парни были в своем духе говорливы и настойчивы. Только откроешь – начинается.

– Никого не забыл? – подразнила Джин.

– Не… все ребятки здесь!

– И что?

– Ну что, что… ты же знаешь, надо что-нибудь сочинить.

Я шел дальше, Джин мирно посапывала, исполняя привычную работу. В такие моменты она не разговаривала, почти как белка или крыса, которая пока ест – не отвлекается.

– Пока Роберт, надувая щеки,

Подарил с утра мне каплю,

Руперт, Ральф и маленький Рэй

Ждали своего волшебного часа.

А вот и Роланд! С ними!

Вот и Роланд с ними!

Руби, Ричард! Эй вы, парни!

Роджер, друг мой Рафаэль,

Как милы вы мне, сердцу и губам,

Глотал бы я…

– Ни рифмы, ни стиля, – буркнула Джин.

– Можно подумать, ты можешь лучше. Только и слышно «фьють-тю-тю» или «кх-р-кх-р-кхр», больше ничего.

– Я вообще-то работаю тут, – выпалила она и со всей силы потянула меня дальше.

– Ренуар, он самый внятный малый,

Когда нужно дать мне дистиллята,

Волшебного дистиллята, который…

– Ай-яй, твою мать! – завизжала Джин, и что-то больно ткнулось мне в ухо. Я скрючился от боли, плюхнулся на пол.

– Чего, Джин?

– Чего-чего?

– Ты чего орала-то?

– Я не орала, это ты орал!

– Я?

– Ты, дурень.

– Да хватит меня дурнем-то называть! – и я опять дернул Роберта из кармана и запрокинул. Хорошо, что вовремя удержался, заткнул языком горлышко. А то так можно и всего Роберта за день выпить.

Дистиллят сразу унял боль в ухе, только какой-то звон остался. Эх, все-таки дистиллят – средство от всего подряд. От боли, жажды, сна или, наоборот, для сна.

Я попробовал ощупать шпиль, на который наткнулся. Вот скотина! И правда, острый, опрометчиво выступающий подлый шпиль! Хотелось как следует проучить паршивца. И я принялся его бить.

– Ай… ай… ай… ай… – плаксиво хныкала Джин в такт моим ударам.

Но я продолжил бить шпиль сильнее и сильнее, пока тот не хрустнул. В глазах, от боли и обиды, начали появляться какие-то огни.

– Ну что, все? – укоризненно спросила Джин.

– Ну все, – отдышавшись, сказал я, чуть не потянувшись еще раз за дистиллятом.

Мелькающие огни не пропадали, только усиливались. Е-мое, я что-то повредил. Этого еще не хватало. Потом стало светлее, как будто я открыл что-то. Помещение оказалось большим, стены целые. Давно я не видел целых помещений. Мы залезли глубоко под землю. Не знаю, хорошо это или плохо.

В центре стояли какие-то круглые штуки. Высотой не больше меня, но гораздо шире. Наверное, в один из них я и врезался, когда полз по полу. Блин… да это же гробы! Нет, не гробы.

Когда-то, во время скитаний, я попал в морг. Конечно, в поисках дистиллята. И там везде валялись части гробов. Но это были просто ящики. А здесь, совсем другое, эти штуки гораздо больше.

– Джинн-н-н-н… чего делать-то?

– А я откуда знаю, ублюдок, – отчеканила Джин. Видно, еще злилась за то, что я ее представил лежащей в одиночестве в маленьком магазине. Джин их не любила больше всего. Сказывались травмы детства.

– Да ладно тебе… видишь, тут что-то не так? А?

– А? – прикидывалась упрямица.

– Ну, я тебе говорю. Это чего за гробы?

– Не гробы это, – насупилась Джин. Я даже обрадовался. Похоже, ей тоже страшно. Ну и ладно.

– Что тогда?

Джин повела своей острой мордочкой, видимо, чтобы не ошибиться, и наконец я услышал:

– Это не гробы! Это чехлы, дурень.

– Чехлы? Чего?

– Да ты слепая тетеря, твою мать… – грязно выругалась Джин, что за ней редко замечалось. – Говорю тебе, это чехлы!

– Чехлы чего?

– Ага! – завопила Джин. – Вот это правильный вопрос! Что еще ты хочешь знать, а?

– В общем-то, ничего, – я опять почувствовал себя каким-то глухим, слабым, ничего не видящим, хотя света заметно прибавилось. Я впервые так себя чувствовал с того момента, как умылся дистиллятом у бородатых. Почему? Может, эти чехлы-гробы что-то напоминали?

Я сделал несколько шагов в сторону чехлов. Зря меня Джин подзуживала, мне и правда не по себе от этих хреновин.

Странные они, как будто раньше что-то значили, а теперь нет. Я потянул за один из чехлов. Под ним обнаружилось то, что раньше называлось… вроде игровым автоматом. В общем, такие штуки, которые были похожи на настоящие, но ненастоящие. Или мы садились в них и были как настоящие? Или аттракционы они назывались? Ложились как в аттракцион и представляли себе всякое. Все так лежали. Вот и долежались…

Да какая теперь-то разница! Все равно самая бесполезная находка этого тысячелетия. Даже по сравнению с батарейками мистера Закуара.

– Джин?

– Ну?

– Ты… ты… чего ко мне чувствуешь, а?

– А? – сначала не поняла она. – Дурак! Ты же знаешь, все чувства умерли.

Эта фраза мне очень не понравилась. Я оглянулся вокруг, еще раз посмотрев на несколько десятков завернутых «гробов». В голове прозвенело «все чувства умерли».

Повторил вслух:

– Все умерло.

Никто не ответил. И так понятно, что все умерло, зачем ждать от кого-то ответа. Эти остовы бесполезных автоматов, аттракционов, будок с игрушками или как их там… говорили сами за себя. О них заботились, но они все равно умерли. Умерли они и те, кто мог бы ими воспользоваться. Даже не умерли, а просто исчезли. Исчезли навсегда. Навсегда! Больше не будет никто сидеть в них, лампочки не будут мигать, сирены не будут выть. Все умерло.

– У-ме-рло-о-о! – я прокричал что есть мочи. Так, что эхо ударило в уши: умерло-умер-ло-ум-е-р-ло… – Джин?

– А?

– Но мы-то… – мне сложно было это выговорить. Я сам в это не верил. И все-таки сказал: – Но мы-то живы. А?

– Эх…

– А?

– Умм…

– Аааааааааааааааааааа?! – заорал я во всю глотку.

– Да, – подтвердила Джин.

– Что да?

– Да есть да.

– Я не слышу!

– Даааааааааааааааааааааааааааааааа! – вырвалось у Джин.