Роман Тюрин - Скрамасакс

— А… да… — задумчиво прошептав, облачился в доспехи, надел плечевые ноженки с скрамасаксом, перекинул через плечо футляр катаны — утонув в Чусовой, я потерял лишь шапку.

Солнечный свет, отражаясь от искрящегося снега, больно резанул по глазам. Состояние экстаза моментально исчезло. Зажмурившись, услышал удивлённый возглас спутников владыки, рубящих принесённый хворост:

— Очнулся воин, слава Тебе Господи.

Проморгавшись да привыкнув к яркому свету, рассмотрел монахов, контраст впечатлил. Один молодой, высокий, крепкий богатырь с весёлым добродушным лицом. Другой — сухонький, поджарый мужичок моего возраста, с цепкими, пытливыми глазами.

— Здравствуйте, люди добрые, спасибо вам от всего сердца, — обращаясь к спасителям, я совершил глубокий поклон: правая моя рука, идя от левого плеча, коснулась снега, всё, так сказать, согласно средневековым традициям.

Те растерялись, как-то неловко попытались ответить тем же. Спустя миг, совладав с оторопью, попытались было наброситься с расспросами, но вышедший вслед из землянки владыка, их осадил:

— Всё позже, дайте человеку очухаться.

— Это Василий, это Матвей, — старец указал на иноков, я пожал протянутые ладони и в свою очередь представился, — Роман… э… купцом был когда-то…. Помощь нужна?

— Нет, нет, отдыхай, ты только с того света вернулся. Мы сами.

— Ну, сами, так сами, — отойдя в сторонку, я уселся на огромный валун: "Надо срочно связаться с учителем", — решившись, приступил к сей процедуре.

— Тебе плохо? — сквозь начавшийся транс, донёсся участливый голос.

Открыв глаза, увидел озабоченное лицо старика и ответил:

— Есть немного, — а что говорить?.. Шаманю типа и всё такое.

Представив, как выглядел со стороны: поджав ноги, сижу на камне, раскачиваюсь да мычу — вымученно улыбнулся: "Нет, возможно, расскажу, но позже, сначала надо разобраться в человеке, иначе можно и на костёр угодить".

Полагая, что в Европе времена инквизиции в самом разгаре — как же я тогда ошибался… в старом свете, всё было тихо. А вот в России, восемнадцатый год породил красную инквизицию и мои спутники лишь первые её жертвы. Сколько их ещё будет? До тридцать седьмого за веру погибнут тысячи — тысяч.

— Иди, приляг… — кивнув, я побрёл к землянке.

На связь со мной так никто и не вышел, в эфире жила пустота. Ледяной волной нахлынули переживания за судьбу друзей. Однако рефлексировал я недолго, поскольку, вскоре был прерван вошедшим владыкой:

— Ну что, болезный, пришёл в себя? — утвердительно качнув головой, я вышел из тревожных дум.

— Тогда рассказывай, как ты тут появился… — такой нарядный?

Я недоумённо посмотрел на старика и в голове вновь прозвучал тревожный звоночек. В тот момент, что в интонации собеседника не так — определить я не смог и вновь отбросил сигнал в сторону. А ведь, сколько их было, этих звоночков-то. Как мог упустить, что троеперстие появилось на Руси лишь после Никоновских реформ? Да и много всего… уверенность имелась полная — я, как и прежде, нахожусь в пятнадцатом веке.

"Что-то старик про меня знает, — дабы собраться с мыслями, затягивая время, неспешно встал с лежанки, и параллельно размышляя, поправил одежду, — Ну, исповедь, — исповедью, там вроде, ничего такого не говорил. Конечно, рассказал всё, однако без упоминания о времени, переносах между мирами, экспериментами над сознанием и манипуляциях силами природы — счёл это априори не относящимся к грехам. — Но он знает, как меня зовут — откуда? Намекнул, что я хочу попасть обратно — опять странно. Да, и от паралича как-то избавил…"

Пауза затянулась, не зная с чего бы начать, я ответил в еврейской манере — откуда он знает моё имя? Где мы? Кто, собственно, он, и каким образом поставил меня на ноги? "После, в зависимости от полученных ответов выстрою дальнейший вектор беседы".

Всё оказалось значительно тривиальней, чем выдал мне разум. Итак: я бредил и несколько раз кому-то представлялся, отсюда он знает имя. Одежда моя, для этих мест, странная — поэтому он сделал вывод, что я издалека и, соответственно, хочу попасть обратно, ну, на родину.

Сам старик, как оказалось, служил епископом Пермской епархии, в качестве викария Соликамского, с братией тот разыскивал известного прозорливостью старца Серафима, в чьей землянке мы, в общем-то, и находились. Месяц назад монахи случайно заметили прибитое к берегу бесчувственное тело в итоге — выходили, и наконец, по его утверждению, он меня не излечивал — то сделал Господь, это Он явил свою милость.

Пока старик рассказывал, я перешёл в изменённое состояние. Аура его поразила, та была яркая — яркая, чистая — чистая, да и сам он вызывал ничем необъяснимое расположение. В связи со всем вышеперечисленным, я отважился немного раскрыться.

Поведал ему о путешествии, умолчав о мистической составляющей оного, навках, Сиринах и, разумеется, о скрамасаксе. Феофан, был явно заинтригован, однако подробности не уточнял — порой кивая, сидел молча.

Зашедшие иноки, принеся горячий травяной чай, удалились. Мы попили отвара, и некоторое время наслаждались тишиной — я размышлял, как быть дальше, а он, видимо, переваривал услышанное.

"А, была, не была, доверюсь старцу", — подхлёстнутый каким-то внутренним чувством, пришёл к решению и излил ему свою историю. Всё поведал, от момента встречи с кабаном, до нападения Сирина. По ходу повествования Феофанова челюсть постепенно опускалась всё ниже и ниже пока совсем не упала. Рассказ длился часа два. Временами в глазах собеседника читался откровенный скепсис и мне, дабы его развеять, приходилось показывать фокусы, то взгляд отведу, то силой мысли потушу лучину, то телекинезом подниму полено. Владыка часто крестился, а под конец, преклонив колена перед образом Пресвятой Богородицы, выдал: "Чудны дела Твои Господи".

Дав ему немного времени осмыслить повествование, я вновь приступил к допросу. Очень хотелось узнать мнение священнослужителя по поводу дедовой магии.

Я вкратце объяснил суть этой нехитрой технологии — Феофан на пару минут завис, видимо, формулировал свою точку зрения и сверялся с мнением церкви.

Старик безмолвствовал довольно долго и наконец, почесав бороду, озвучил выводы по предмету:

— Колдовство, конечно же, тяжкий грех. Христианство предаёт анафеме всех чародеев, но, по-моему — в твоём случае присутствует не ворожба, а нечто иное. Духов ты не вызывал? — я отрицательно качнул головой.

— Различные заклинания не произносил?

— Нет.

Вновь пауза, и утвердительно кивнув своим мыслям, Феофан продолжил:

— Сие, так сказать — действие, больше смахивает на действие веры — сильной веры. Похоже, учитель намеренно ввёл тебя в заблуждение — дабы её разбудить. Сам посуди, если бы он сказал, что возможно взглядом, по своему желанию потушить огонь или силой мысли поднять бревно, ты бы смог это сделать?.. Наверное, нет, а убедив в наличии некой энергии и заверив, будто человеку доступно ей пользоваться, пробудил веру, пока только в себя, но… тебе многое стало под силу.