Александр Руб - Черная кошка, белый кот или Эра милосердия-2

Ну вот и вот пожил в тишине. Судьба выбирает за нас.

Адреса многих паханов я знал. Просто… э… скажем — из чистого любопытства. Оперов-то много знакомых. Все. А воровские малины — мне положено знать по должности. Как-никак — я два месяца тут за это деньги получаю. Подшефный контингент. Мне еще неожиданных неприятностей от разной босоты не хватало. Или где ее искать в случае чего. Стукачками я, опять же обзавелся. Как и другими дополнительными источниками информации — в виде многочисленных сторожих, постовых и разных «пионеров». Я ж в кабинете только по необходимости сидел — черт бы взял эти бумаги! А так все больше ножками. А информация, это — «заблаговременное предупреждение преступлений» и «профилактика». А то, что «Информация — правит миром!» — в меня, да и во всех моих современников вбито накрепко. А тут немного по-другому. Мечтателей многовато. А я… хм… прагматик.

Да и просто — жить охота! Вернее, тупо — не сдохнуть по-дурному. Двух постовых мы похоронили — при большом скоплении народа, духовом оркестре и речах. Только вот покойникам и их семьям от этого не легче. И бандюки здесь злые и приблатнённых и блатных отморозков хватает.

— Я на вас удивляюсь, Генрих. Такой порядочный молодой человек, и такой грубый. Скажите мене Геня. У вас в кармане оттопыривается бутылка? Или все-таки — это граната?

— Не твое дело! Так что скажешь адрес? — он мрачно уставился на меня, продолжая сверлить взглядом.

— Нет, — я сложил ладони на груди как у святых и состроил настолько же постную морду. — Не скажу… — и тяжело вздохнув, почему-то вполголоса добавил совершенно непонятную ему фразу: «Нет, ребята… пулемет я вам не дам».

— Какой пулемет? Сука ты! И мне… — он вскочил. — Мне — больше не друг!

— Сядь!!! — рявкнул я. — Старшина… Баран ты, а не разведчик! Охренел тут! Расслабился. Ты что «выходы на работу» — разучился планировать?! Сядь!

Он уселся на стул, катая под кожей лица тугие желваки ненависти.

— Ты, что это… — решил, что ты самый умный? — почти шепотом, мягко и интимно поинтересовался я. — Бросишь гранатку в окно — и все? Проблемы решены…? Ну, говори… Просто расскажи мне — чего ты хочешь?

«Ну вот и всё. Отговорить его от мести — тухлое дело. А отпустить одного — подписать ему приговор. Спалится он. Он — боевик, а не преступник. Другие реалии. Я тоже не бог весть, какой «доктор Мориарти». Но все-таки другой опыт и знания. И нет тут линии фронта — где встретят и обогреют. Нет тут: «Там — наши, а тут — враги». Да и свое я продумал все. Судьба… Пора и рассчитаться…».

Он на секунду задумался и катнув желваки ответил:

— Я хочу… отомстить. Хочу, чтобы эта мразь знала, что не останется безнаказанной. А кроме страха они ничего не понимают. Фашисты они замаскированные.

— Эва как? Они же наши советские люди… Может немного заблудшие, но обычные советские граждане.

— Советские?! — прошипел он, — Эти суки, те же — предатели. Мразь блатная.

— Значит, ты хочешь крови?

— Да! Хочу!..дашь адрес? — в каждом слове звучал вызов. «Допекло видать его. Любовь к маме — трансформировалась в ненависть к тем, кто ее задел. И цель естественно появилось… Ловить мелочь — ему не интересно. Он выбирает цель повыше. Вот только работают пока у него только эмоции. Надо сбить у него накал. Попробовать достучаться до разума. Иначе сгорит он не за понюх табаку. Сядет и покатится…»

— Ты так ничего и не понял… Хочешь расскажу тебе одну притчу или легенду?

— Да пошел ты!

— Я-то пойду. Только ты сядешь…

— Плевать! — прошипел он. — Мертвые не расскажут!

— Мертвые… — нет, — я паскудно ухмыльнулся. — А вот живые свидетели — запросто. Кстати, как там мама? — очень участливым тоном лучшего друга беспокоящегося за близкого человека, задал вопрос я. Мозг Генриха со скрипом провернулся — переключив внимание на другую проблему. — Мама плохо…

— А что доктор говорит? Может лекарства, какие надо? — мой тон был полон искреннего участия.

— Сказал, что покой нужен. Уколы какие-то прописал…

Он сбился с настроя — «бежать и резать всех подряд».

— А если сына посадят — это ее наверняка убьет, — все тем же ровным и участливым тоном продолжил я.

— А ты что, предлагаешь утереться? — уже спокойно задал он вопрос.

— Ну зачем же… Ты за кого меня держишь? Я вовсе не против. Только по-уму все сделать надо. Вдвоем пойдем. Ты не против?

Он испытующе уставился на меня:

— Тебе-то это зачем?

— Шац! — я перешел на обычный наш «разговорный» тон. — Боюсь я, шо Эсфирь Соломоновна, как порядочная еврейская мама — меня таки не поймет. И проклянет…

Я делал паузу.

— Дурак ты Генрих. Кто ж тебя одного-то отпустит? А — разведка? Не боись — прорвемся! Ты, как я понимаю, от своей цели не откажешься?

— Нет.

Я посмотрел ему в глаза. Там плескалась темная водица легкого безумия. Безумия отрешения от своей жизни и застывшей ненависти…

Он опять вернулся на войну. Это навсегда. Она ведь вечно с тобой — там внутри. Тот, кто воевал — знает это. Это состояние можно пригасить, забыть… но вот избавится от него — это никогда.

— Расскажу я тебе одну историю…

— Бля-а…! Ты что считаешь, что мне сейчас не хватает для полного счастья выслушать от тебя библейскую притчу о всепрощении?!!! Или о Юдифи? Или… — Геня, «слово изреченное — есмь ложь»?

— Мысль изреченная — есть ложь, — автоматически поправил меня Генрих. — Ты что со мной тут пришел Библию обсудить?

— Ну начнем с того, что пришел ко мне ты… А историю я тебе расскажу. Ты читал «Черную стрелу» Стивенсона?

— Нет.

«Черт, как-то я и забыл что с литературой тут тоже некоторый напряг». — Ладно, я расскажу тебе одну историю. Пойдем, прогуляемся. Ты передай мне пока гранатку… У меня в сейфике полежит.

Шац отрицательно покачал головой.

— Дай! Я обещаю тебе после разговора вернуть!

— Слово?

— Слово!

Он достал гранату и протянул мне…»ЭТО». Я слегонца опешил, увидев сей девайс. Оно не на что виденное мной раньше не походило. Кусок разделочной доски с кусками тола и приделанной сверху него «рубашкой» [19] Посмотреть на подобный девайс можно в иллюстрациях. . Запал крепился на рукояти, перед расширением доски.

— Скажи-ка мне Генрих что это?

— Граната…

— Я вижу, что оно не яблоко. Откуда сей… раритет?

— Нашел…

Отчего-то ответ Генриха прозвучал один в один, в духе Саида из «Белого солнца пустыни»: «Стреляли…».

— А ты уверен, что это она?

— Да!

— Ну тогда пойдем, сначала я поведаю тебе кое-что, а потом ты мне. Я убрал гранату в сейф, только вот почему-то вертелось у меня в голове фраза из того же «Белого солнца»: «Гранаты у него не той системы…». Мне кажется, я знаю, откуда эта фраза в фильме и что она значит — скорее всего, сценарист когда его писал, посмотрел на «ЭТО».