Александр Руб - Черная кошка, белый кот или Эра милосердия-2

Информация неизвестная Николаю…

Решение Политбюро ВКП(б) «О развитии сети пивных в СССР», в просторечии именуемых «Голубой Дунай», принятое в 1945 году, было не афишируемой альтернативой. Альтернативой созданию различных клубов по интересам. Решение было принято на самом верху. Ибо озабоченность, чем занять массу демобилизованных и снять социальную напряженность, была достаточно большой. По всему Советскому Союзу от Прибалтики до Владивостока… повсюду были открыты «культурные» заведения — для отдыха трудящихся.

В это же время принято негласное политическое решение о запрете всех ветеранских организаций. Не получили поддержки даже такие, как например, «Совет четырех маршалов».

На период 1945-47 годов приходится пик социальной поддержки товарища Сталина в народе.

Мы вышли из здания и уселись неподалеку в скверике. Сели прямо на пыльную, пожухлую от жары траву, возле дерева — того что побольше, из последних двух оставшихся там карагачей.

Генрих был явно на взводе. Я же напротив, являл собой образец безмятежности и довольства жизнью. Я вальяжно уселся — оперевшись спиной о дерево, потянулся и, прищурившись, уставился в небо.

— Вот скажи мене Геня, — на секунду оторвавшись от его созерцания, задал вопрос я. — Вот что ты хочешь?

— Да достали меня, веришь?

— Верю… Вот только надеюсь, что ты не станешь мне втирать тут про беды несчастного еврейского народа, который загнобили гои. Я сам такой же «еврей». Тебе задали вопрос… Что именно ты хочешь?

— Отомстить.

— Кому?

— Бандитам!

— Ладно… дам я тебе адрес. Ты пойдешь туда, и… — я выразительно провел большим пальцем по горлу.

— Да!

— Фи-и… А не смущает ли тебя товарищ Генрих, что они могут быть вовсе и не виноваты перед твоей мамой?

— Не виноваты перед моей… виноваты пред чей-то другой! — несколько горячечно ответил он. — Все они суки жируют на народном горе!

— Во-от… вот значит, как ставит перед собой этот вопрос товарищ Шац.

— И решение твое твердое и его отменить никак нельзя?

— Нет.

— Ну что ж я могу на это сказать, как коммунист и твой товарищ… — я сделал трагическую паузу и безмятежно посмотрел на него. — Эх… а сказать я могу только одно — вместе пойдем.

Генрих недоуменно посмотрел на меня.

— Да-да. Только небольшая поправка…

— Какая?

— Не я с тобой пойду… — я подобрался, и мгновенно изменив выражение на злое и решительное, жестко добавил. — А ты со мной… и никак по-другому. Понял?!

Генрих продолжал несколько недоуменно смотреть на меня, но вот на лице его постепенно протаивала потаенная надежда.

— Я понимаю ты удивлен?

— Да.

— Ну, давай я тебе все-таки расскажу одну историю… это роман. Написал его писатель Стивенсон. Действие его происходило в Англии во второй половине XV века… во время войны Алой и Белой Розы. Были там такие кланы — дрались за власть. В одной деревушке, принадлежащей некоему сэру Дэниэлу, появился гонец, который привез приказ этого самого сэра всему мужскому населению его деревни — немедленно выступить в поход. Отряд должен был возглавить Хэтч, правая рука сэра Дэниэла и в его отсутствие — управляющий замком. На время похода он хотел оставить присматривать за замком старого солдата Николаса, но вот во время их разговора его вдруг пронзила черная стрела — это был знак лесного разбойника по прозвищу Джон-Мщу-За-Всех. Хэтч вынужден был остаться, а подкрепление сэру Дэниэлу должен был повести его воспитанник — Дик Шелтон. Пока отряд собирался у церкви, на ее дверях обнаружили письмо, в котором этот самый Джон-Мщу-За-Всех сообщил о своем намерении отомстить сэру Дэниэлу, местному священнику, виновному, как было сказано в письме, в смерти отца юного Дика, и Хэтчу… — начал я свой рассказ.

Я был удивительно спокоен. Трудно, наверное, было сделать — первый шаг. А сделав… мне, стало все равно. Я перестал мучиться сомнениями. Подсознание, карма, бог, дьявол… — да все равно кто или что, приняло за меня решение. Ну не мог я отправить этого парня одного — на смерть. Не по совести это. Да мне как-то и наплевать по большому счету на его мотивы. Мне достаточно одного того, что — он мой товарищ. Серёга воевал с ним. Пусть на разных фронтах. Но это боевое братство спаянное и освященное кровью. А с его опытом, в одиночку… не-е — это я слишком хорошо знаю, чем закончится. В лучшем случае его возьмут. А могут ранить или взять те же бандиты. Нет. Я постараюсь, чтоб он выжил. А прав он или нет — это не мои проблемы. Даже если не прав — он все равно прав! Да и я, думаю точно также. «Око за око». Нет там праведников и невинных жертв… там, куда мы с ним пойдем — виновны все и приговорены. Вот так вот. Такое мое мнение.

И оттого я был безмятежен, и плевать мне было и на службу, и на прочие другие дела и обязанности…

Пересказал я ему «Черную стрелу» и замолчал.

— И зачем ты мне это рассказал?

— Хороший вопрос… А рассказал затем, чтоб ты понял дальнейшее. Слышал ты про «Черную кошку»?

— Слышал. Банда это.

— Во-от… А про «Белую кошку»? — задал я вопрос и с интересом посмотрел на него.

Генрих уже чуть успокоившийся, недоуменно пожал плечами:

— Разное болтают… говорят это какие-то отставные фронтовики начали урок резать. У нас три случая было…

— Ну-да, ну-да… — я безмятежно покивал головой. — Вот только «Белая кошка» — это я.

— Что?! — Генрих, моментально подобрался и подозрительно огляделся — не слышал ли кто. Но поскольку поблизости никого не наблюдалось, он удивленно уставился на меня. — Ты — что…?

— Геня. Ты меня удивляешь.

— Я!?

— Ты-ты… Ты сейчас похож на дона Хуана, из Пушкина, с которым внезапно заговорила статуя Командора.

— Зачем? — несколько ошарашено спросил Шац.

— Что «зачем»? Зачем дядя Сёма на «Привозе» продал бички и купил самосаду?

— Нет. Зачем ты их всех положил.

— Они хотели ограбить меня… — совершенно безмятежно и спокойно пояснил я.

— Ограбить?! — несколько ошарашено переспросил Генрих.

— Ограбить… Ну, и немножечко зарезать, если я не соглашусь или окажу сопротивление…

— Но ты же милиционер. Скрутил бы их и отвел в Отдел…

— Чтобы им там дали пару лет, а потом они «На свободу — с чистой совестью»? — я не выдержал и засмеялся. — Геня, а ты сейчас у меня добиваешься адреса местного пахана, чтоб прийти и пожурить его?

Генрих мысленно споткнулся.

— Ты уж определись, что ты хочешь. А потом и будем решать. Генрих ненадолго задумался. Потом решительно кивнул головой каким-то своим мыслям и протянул мне руку.

— Я с тобой.

— Вот только Генрих есть одно условие.