Александр Руб - Черная кошка, белый кот или Эра милосердия-2

— Вот шо за люди! Ни тебе спасибо, ни тебе до свидания! Кто только воспитывал этих гоев! — ворчал Генрих, почти бегом удаляясь в противоположном направлении.

Причина спешить в количестве двух штук лежала на перекрестке, так и не дождавшись самого справедливого в мире сталинского суда. Но вот осложнить бытие своему убийце могла конкретно. «Неправомерное применение оружия» или ещё, какую статью прокурорские прицепят моментом.

«Оно мне надо?» — здраво рассудил старшина и для начала решил удалиться подальше от места событий.

«Пацаны никуда не пойдут. Значит, вычислить могут только по автомату. Наряд на КПП видел меня выходящим. Это хреново. Баллистику сделают в три сек. Надо вовращаться незаметно. Сложно. После сегодняшнего «шухера» часовые бдят… дь, во прогулялся… Сменить бы автомат. А потом: я не я, и гильза не моя…».

Внимание Генриха привлекла уже вторая одинаковая по форме бумажка, висящая на столбе. Для него это было пунктиком: нечего клеить объявления, где ни попадя. Ох, и гонял же Шац у себя на участке за это. Приходил узнавать о продажах — обменах часа в три-четыре утра. А что, ночью в наряде все равно не спишь. Так и людей к порядку приучаешь, и время идет быстрее.

Проходя мимо, он, привычным движением дернул за уголок листка. Тот на удивление легко подался.

«Фига-сс-е свежак. Ещё мокрый!»

Свет луны-фонаря позволил бы прочитать отпечатанный на машинке текст:

Грамадзяне!

На змену адным аккупантам прыйшли другие.

Яны прымушаюць нас забыць родную мову.

Яны рвуць нашае краину и аддаюць нашыя земли иншым дзяржавам.

Яны нишчаць нашае багацце, нашу ниву, нашу хату. Усе адбираюць и кидаюць у калхозы.

Яны кидаюць у лагера, ссылаюць у Сибир нават за тое, што мы кормим сваих дзяцей сваим хлебам, а не аддаем яго им.

Яны разбиваюць нашыя семьи. Прымушаюць дзяцей адказвацца ад бацьков, братов забивать адзин аднаго.

Супрацивляйцесь!

Далучайцесь да партызанских атрадав!

Далой комунистау!

Хай жыве вольная Беларусь! [38] Граждане! На смену одним оккупантам пришли другие. Они принуждают нас забыть родной язык. Они разрывают нашу страну и отдают наши земли другим державам. Они уничтожают наше богатство, наши нивы, наши дома. Всё отбирают и отдают в колхозы. Они кидают в лагеря, ссылают в Сибирь только за то, что мы кормим своих детей своим хлебом, а не отдаем его им. Они разбивают наши семьи. Принуждают детей отказываться от родителей, братьев убивать друг друга. Сопротивляйтесь! Организовывайте партизанские отряды! Долой коммунистов! Да здравствует свободная Беларусь!

Но читать, напрягать глаза, чтобы разобрать слабый оттиск четвертого-пятого листа «закладки»? Да и что они там напишут? Генрих как все соплеменники чрезвычайно любознателен. Но… Ночь. Чужой город. Двое убитых на сомнительной правовой базе. Время поджимает.

Ещё в конце сорок второго, тогда солдат пехоты, сделал вывод читать агитки без толку. Наши: «Гитлер капут!»; ихние «Рус сдавайся!».

«Твою мать! Так это ж они листовки клеили! Меня, старого опытного… э-э-э… разведчика — провели как младенца! Повелся на «мальчик-девочка»! Ё! Это ж завтра МГБ на уши поставит всех и вся. И меня вычислят в момент. Чертовы трупы. Пионеры гребаные! Меня ж посадят за недонесение.

Да, Геня, вот это ты влип, так влип!

Черт, что ж делать то?»

Привычный к парадоксальным решениям мозг лихорадочно искал способ выкрутиться.

Шац приостановился, чуть не хлопнул себя по высокому лбу и со всей возможной скоростью бросился назад по пустынным ночным улицам.

По его прикидкам счет шел почти на секунды.

«Только бы я не ошибся! Только бы успеть! Только бы успеть…!»

Добежав до перекрестка, он первым делом бросился к ближайшему столбу и приклеил листовку. Потом кинулся к забору, к тому месту, где топтались девчонки.

Лихорадочно, на коленках пополз вдоль штакетника, внимательно заглядывая в каждую щель. На четвертой или пятой выдохнул: «Не, хрен вы меня обманете! Есть!» и вытащил тоненькую пачку листовок.

На секунду задумался, потом метнулся к трупу во френче. Промокнул кровью бумажки, растегнул ворот и засунул их под одежду ближе к ране.

Где-то рядом уже слышались голоса неспешно приближающейся «тревожной группы».

«Так, так, так… Где же, где же…!» Он, низко нагнувшись, искал, искал…

«Есть! Вот он!» — схватив найденный «парабеллум», Генрих развернулся к «крепышу». Вырвал из руки «ТТ» и, как гранату зафинтилил его в дальние кусты. Вместо него вставил найденный пистолет.

И снова туда, где стояли девчата. Практически сразу подхватил стоявшие в густой траве у самого штакетника: баночку с клейстером и «кисть» — палочку с примотанной тряпкой. К трупу в ватнике он несся, уже слыша голоса и видя лучи фонариков в соседнем проулке.

Банку в левую руку мертвеца, зажать, опрокинуть, кисть в банку…

«… ля! Успел-таки!»

Старшина, преодолевая усталость ног, подошел и прислонился к столбу.

Первый этап он выиграл. Второй и последующие проигрывать тоже не собирался.

Из проулка метрах в тридцати вышла «тревожная группа». Шли по трое по разным сторонам улицы, периодически посвечивая по теням фонариками.

«Грамотно идут. Одной очередью всех не накроешь» — одобрил коллег страшина.

— Не проходите мимо! Здесь хоть не «малина», но «весело» провести ночь вам удастся! — Шац обозначил себя и сразу сместился в сторону. Хоть луна и светит вовсю, но реакция у прибывшего «подкрепления» может быть разной: вплоть до очереди на звук.

Народ попался бывалый: моментально рассредоточились и залегли:

— Кто вы? Что произошло? Мы тревожная группа милиции! — это уже «старший» группы начал «выяснять обстановку».

— Старшина милиции Шац. Случайно наткнулся на расклейщиков листовок.

По мне начали стрелять. Ответил. Теперь здесь два трупа. Блин, раньше нельзя было прибыть? Торчать здесь в обществе мертвяков, то ещё удовольствие!

— Предьявите документы! Оружие на землю!

— Со всем нашим удовольствием!

Генрих демонстративно медленно опустил на землю автомат и достал из нагрудного кармана удостоверение.

— Гончаров, Стародетский вперед!

Двое рывком сблизились с старшиной. Один из них ногой отпихнул оружие незнакомца и «охлопал» его. Второй страховал.

— Всё Иван Никодимович, проверил. Документы у меня.

— Отбой тревоги!

Группа прикрытия поднялась и образуя полукольцо, направилась к стоявшим у столба.

Подсвечивая фонариком, Иван Никодимович изучал представленные документы.

— «Актив» значит? Мы тоже. Когда прибыли? Откуда?

— Сегодня. Из О. Город такой на Урале. Не приходилось у нас бывать?