Александр Руб - Черная кошка, белый кот или Эра милосердия-2

Самым примечательным в танке были заклепки. Они соединяли металлическую конструкцию вместо сварки.

Вилли Штойер, сопровождавший командира, как наиболее технически грамотный боец, увидев данное «сокровище» весчан презрительно скривившись сплюнул:

— Шайз. Дерьмо. Чешский легкий. Скорее всего гнил где-нибудь в качестве учебного. Камрады-панцеры его ненавидели. При попадании от заклепок был эффект шрапнели. Не убьет, так ранит.

И потеряв интерес, начал обход-осмотр окрестностей в соответствии с требованиями полевого устава вермахта.

А Левон полез в башню, с интересом рассматривая устройство техники, которую видел только извне.

Для Вилли это может и было «дерьмо-шайзе», а для него горькая памятка о героическом сентябре тридцать девятого…

Довоенная Польша.

Шляхетный гонор польской элиты. Взрывная гордость наследников бунтарей Костюшко и Домбровского. Показное смирение ревностных католиков, пытающихся от духовной власти прийти к власти реальной. Усиливается польский национализм. В ответ стремительно растут организации украинцев, белорусов, немцев, евреев. Традиционная кастовость польского общества трещит по швам, на фоне многовековой нищеты и полной покорности судьбе крестьян. Надежды на Великую Польшу от моря до моря сталкиваются с неграмотностью и технической отсталостью. Кружащие голову победы над Красной Армией смешиваются с пренебрежением «великих держав». Многим тогда казалось ещё немного, ещё чуть-чуть и древняя Ржеч Посполита возродится во всем своем величии: займет достойное её место на международной арене.

Старшеклассники Западной Беларуси зачитывались книгами Якуба Колоса, Янки Купалы, Змитрока Бядули, Максима Танка. Они читали, спорили, мечтали о самостоятельной и независимой Беларуси неподвластной игу жадных соседей: России и Польши. Организации взрослых готовились к вооруженной борьбе. Для победы нужны были подготовленные солдаты и офицеры. Знания, навыки и умения могла дать только реальная служба. Валовичу рекомендовали поступить в школу кавалерийских унтер-офицеров. Краса и гордость довоенного Войска Польского — уланы. Офицеры считали себя духовными наследниками знаменитых «гусар».

«Жизнь — копейка, голова — ничто»; «Двум смертям не бывать, а одной — не миновать» — жизненный принцип офицера.

«Свищет пуля — не моргни. Если в деле — руби смело. Коль в атаку повели, ты коня не задержи. Богу душу поручи. Коль нужда, так уж умри!..» — заповеди рядовых улан.

«Настоящий гусар никогда не доживает до тридцати пяти лет». Слова Мюрата, одного из лучших маршалов Наполеона, были жизненным кредо для многих горячих голов.

Наивные мечты стать со временем офицером развеялись в первые же дни службы. «Унтер может иметь награды, заслуги, почет, но он никогда не станет офицером. Ибо «быдло» есть «быдло» и им останется навсегда».

Большую войну ждали с нетерпением. К ней готовились. Любой читающий газеты, слушающий радио поляк знал: через две недели польские кавалеристы будут в Берлине. Тачанки улан сметут свинцовым ливнем немецкую пехоту. Славные соколы Пилсудского, отчаянные и дерзкие, стальной метлой очистят небо от немецких стервятников…

… Через три дня после начала войны Главком маршал Рыдз-Смиглы бросил Варшаву.

… Через две недели немецкие войска достигли столицы Польши.

… Через тридцать два дня прекратили огонь последние очаги сопротивления.

Героические наследники гусар — самые боеспособные польские части — уланы не опорочили славы предков: шесть раз с пиками и шашками бросались в последней яростной атаке на немецкие танки…

… Это для Вилли такой танк — «дерьмо». Полк, где служил Валович под Слонимом, «панцеры» раскатали за сутки.

Дороги России… Беларуси, Украины… Да какая разница в географических названиях? Второй послевоенный год. Не хватает всего и везде. Ах да, полно гуталина и чернил. И всем не до дорог.

Две глубоких колеи вырытых вначале буксующими машинами, потом чуть не буксующими танками. Выровненных тысячами и миллионами солдатских сапог месящих глину ли, суглинок и песок с одинаковым.

«Твою мать, когда же привал?». И снова тихий тележный скрип, лошадка неспешно тянущая привычный селянский скарб: сено, мешки зерна, картошка, снопы льна…

К месту группа вышла часа за полтора до планируемого. Здесь, между двенадцатым и одиннадцатым километрами, дорога плавно уходила вправо. За кюветом вырытым пленными и отбывающими трудовую повинность крестьянами, росли невысокие кусты и молодые деревца.

Перед поворотом колею покрывала лужа неизвестной глубины. До уходящей на заброшенную смолокурню широкой тропы метров двести. Хорошее место для планируемой засады…

…«Засада — заблаговременное и тщательно замаскированное расположение воинского подразделения на наиболее вероятных путях движения противника в целях его разгрома внезапным ударом, захвата пленных и уничтожения боевой техники» — в унтер-офицерской школе учили на совесть. Десяток лет прошел, а смотри-ка до сих пор помнится».

«И это «засада»? Курвячий род, до чего ты лейтенант докатился… Вшестером на одну сельскую гниду…».

— Игнатович с Барским в лес. Притащите какую-нибудь валежину. Положите у обочины. Потом кинете поперек дороги. Нам только лошадь остановить. Не рубите ничего! Без шума обойдемся.

— Штойер! Пятьдесят метров назад. Страхуешь.

— Дудар и Злобыч на ту сторону.

— Никому не стрелять! И помните: крыса загнанная в угол опасней волка. Этот урод вооружен. Со страха может начать стрелять. Смотрите чтобы кого-нибудь случайно не ранил!

… Страх. Липкий всепоглощающий. Кажется всё нормально и вдруг пронизывающая от макушки до пяток волна. Сердце стучит как бешеное. Лицо горит жаром. Рука, держащая пистолет становится мокрой, и её приходится вытирать об штаны. И снова неторопливая поступь казенной лошади. Тишина и мысли. Мысли о подстерегающих его бандитах.

Он ехал один. Верный собутыльник Олесь собирался составить компанию, да после вчерашнего не отошел. Похмелье штука такая, иной раз до обеда не встать. А в райкоме сегодня «актив». Не отложить, не отказаться.

Он ехал один. Жалкий и испуганный. Каждую секунду ждал: из-за куста, стоящего вплотную к дороге поднимаются люди с оружием… Каждый следующий миг переводил дух: никого…

Пустынная дорога. Одинокий и беззащитный. Хотя чего это «беззащитный». У него есть пистолет. Исправный, смазанный. Климек из него дважды стрелял в полено. Рука крепче сжимает оружие. Эх, практики в стрельбе маловато! Каждый патрон считан и пересчитан. В райкоме сегодня обещали дать целую пачку! Семьдесят две штуки! Тогда попрактикуется от души! Постреляет вдоволь!