Максим Форост - Вперед, государь!

Лорелея растерянно покачала головой:

— Я про это ничего не знаю.

— Как так? Жаль, очень жаль. Хотелось бы знать.

— Повтори то, в чём ты покаялась, — потребовал Видукинд, в три шага он пересёк этот залец и схватил со стола у брата голландца его записи, быстро перечитал их: — Тебя называют Лора-на-Горе — так? — и ты прячешься на утёсе Lureln Ley, а Скиталец дал тебе дар чудотворений — так? — и дар чародейства.

— Да… — покорно выдохнула Лора. — Пусть так. Пусть так, как записано. Я каюсь.

— Следовательно, он дал тебе дар топить в Рейне пловцов и лодочников, подбирающихся к твоему утёсу, — Видукинд потряс в воздухе её показаниями, без меры округляя глаза и выражая на лице благочестивый ужас.

Лора беззвучно мотала головой, но потом с усилием выговорила:

— Так… Но я же пришла на покаяние сама, я только прошу о снисхождении…

— Названный Агасфер подучал тебя, — громче читал Видукинд, — похищать детей саксов и иных обывателей ради вовлечения их в кощунства и святотатства.

— Герцог! — перебил Евтихий. — Остановись, — посоветовал.

Лорелея вздрогнула и быстро обернулась. Она узнала Евтихия. Наверное, она о чём-то молила его без слов, беззвучно. Звякнула её цепь.

— Герцог, — у Евтихия сузились в тонкую нить губы и заострился нос, — Видукинд, остерегись, — предостерёг он. — Только что ты обвинил Лору в колдовстве, чинимом ею на земле саксов. А Падернборнский капитулярий короля Карла «Об области саксов» карает смертью не только за колдовство, но и за ложное в нём обвинение.

Видукинд медленно пропустил воздух сквозь сомкнутые зубы, но перелистал записи и продолжил:

— Lora-in-Ley, — он дёрнул плечом, — верно ли, что Агасфер-Прорицатель, которому ты поклялась служить, подучал тебя и других своих подручных, в частности, старую Мэб, известную как die Fräu Holda, красть детей и юношей, чтобы превращать их в моряков на заклятом корабле Прорицателя?

— Не красть, не похищать, — взмолилась Лорелея. — Нет, всё было не так.

— Не так? — ближе подступил к ней Видукинд. — А как же тогда еврейчик Якоб, сын Якоба?

— Якоб… да, — Лора сломалась. — Да, это было так.

Видукинд швырнул записи на стол к брату голландцу.

— Ты слышал? Миланец, ты всё слышал?! Не тебе, чужаку и инородцу, учить меня, как править моим народом и как служить королю Карлу! Я — природный герцог моего племени, я…

— Видукинд, не забывай, — голос Евтихия сделался глух, — я прислан сюда по слову римского папы Льва.

Здесь брат голландец переглянулся с братом ломбардцем. Оба аббата отложили от себя записи допроса. Евтихий счёл это поддержкой и принял решение:

— Напоминаю, что миссия короля решает вопросы большинством голосов. Я запрещаю арест Лоры-на-Горе и отпускаю схваченных вчера лесных гадателей.

— Я это поддерживаю, — брат голландец поднялся из-за стола.

Брат ломбардец остался сидеть и хитро поглядел на Евтихия. Послышалось его довольное и тихое «Хе-хе…»

— Я против, — сказал, наконец, аббат и улыбнулся, посматривая, как же теперь станет Евтихий выкручиваться.

— Равенство голосов, — подытожил Видукинд. — Ты просчитался, миланец!

Евтихий неожиданно для себя схватил ухмыляющегося Видукинда за воротник его котты и дёрнул к себе. Тот, усмехаясь, уткнул Евтихию в рёбра острие кинжала.

— Я немедленно еду в Аахен к королю Карлу, — бросил ему Евтихий. — А если хоть один волос упадёт с головы Лорелеи, то тебя ждёт костёр. Обещаю, — он отпихнул от себя Видукинда.

Уходя, Евтихий увидел, как вытянулись лица у стражников-саксов, и услышал за своей спиной сдавленную саксонскую брань Видукинда.

Он выбрался из подземелья на воздух.

Наступал рассвет, старая луна забралась высоко в небо и с каждой минутой медленно гасла.

16

«Как записал Клеменс Брентано, Лорелея не была колдуньей или русалкой. Она была несчастной девой, брошенной своим возлюбленным и страдавшей от рокового дара разбивать чужие сердца. Она сама пришла на суд епископа и просила сжечь её на костре. Но и священник влюбился в неё. Он отослал её в дальний монастырь, а по дороге Лорелея бросилась в воды Рейна и утонула… Это неправда».

Карл старательно писал, он выводил букву за буквой. Он сопел, он нависал над столом грудью, плечами, бородой. На шее у Карла вздулась от напряжения жилка. Он разбрызгивал по листу чернила, он стискивал перо сверх меры, но всё же выцарапывал литеру за литерой. Карл глубоко окунал перо в чернила, и хрупкая чернильница, дрожа под тяжестью его руки, скользила по столу.

Не поднимая головы от работы, он глухо выговорил — Карла едва было слышно:

— Мне рекомендовали писать каждый день. Каждый день упражнять письмом руку, привыкшую к мечу и латной рукавице.

Карл продолжил выводить на листе буквы. Евтихий терпеливо стоял над ним и мысленно считал до тысячи. Считал он не торопясь и по-гречески: числительные в греческом языке особенно длинны. В замке Аахена стояла тишина. Слуги старались не греметь утварью и не топать башмаками. Окна были занавешены чёрной материей.

— Этим летом… Этим вот месяцем у меня умерла, — Карл перевёл дыхание, — драгоценная моя супруга. Ты уже знаешь об этом?

— Я скорблю с тобой, государь. Твой народ осиротел, государь.

— Государь, — хмуро передразнил Карл. — Здесь говорят: мой король, mein König. А ты говоришь как грек, как иноземец… Так, что же тебе?

— Государь Карл, под Эресбургом заковано в цепи племя инородцев и одна кающаяся девица…

— А, помню, — король Карл, наконец, оторвался от упражнений в письме. — Ты уже говорил про ту грешницу этим утром, — его грубые пальцы были перепачканы чернилами, и он принялся кончиком пера очищать ногти. — Меня не интересует ни Агасфер, ни его грешные девки.

Евтихий смолчал. Он поглядел на нацарапанные Карлом буквы. Они слагались в женские имена Regine и Maltegarde. Видимо, не за горами был и шестой брак короля Карла.

— Меня не интересует Прорицатель, — вяло повторил Карл, — не умеющий исцелять больных королев. Это был не самый долгий брак в моей жизни. Всего-то шесть лет… Как мало.

— Но государь Карл, — Евтихий настаивал, — Лесной царь, так называемый Erlkönig… — он наткнулся на тяжёлый и какой-то измождённый взгляд короля Карла, но нашёл в себе силы продолжить: — Сожалею, но герцог Энгернский лишь распускал ложные слухи, должные, по его мнению…

Король Карл сокрушённо качнул головой:

— Меня более не интересуют слухи о Лесном царе. Этот мой саксонский крестник… Да, он не всегда чист передо мною. Но варваров-саксов он держит в узде крепко.

Евтихий сжал зубы и посмел повысить при короле голос:

— Касаемо Прорицателя Агасфера его святейшество папа пожелал знать…