Максим Форост - Вперед, государь!

— Ты ушла в Тюрингию на гору Герзельберг. Так? Потом появился Тангейзер, — Евтихий сжал губы.

— Я была и его Фрау Гольдой! — усмехнулась Мэб. — Ему была нужна только богиня! Это была жаркая любовь, да. Но я сглупила. Я уступила его просьбе и отвела его на корабль к Агасферу.

— На корабль? То есть это произошло в год, когда король сжёг Ирминсул, а Агасфер собирался в море. Расскажи тогда, в чём была глупость, — Евтихий не отступал.

— Тебе не понять! — фыркнула Мэб. — Я опять выбрала Скитальца. Томаш Тангейзер рядом с ним бледен и скучен. А Томаш страдал. Но появилась эта римлянка, эта Лора Лей, и начала страдать я! А ведь что обидно, — старуха скривилась, — эта Лора пришла за Рипом из Винкля, а переметнулась к моему Скитальцу. Да я хотела удушить её! Лет тридцать назад. Теперь простила.

— Ты ушла с корабля. Я прав? Хорошо. А что же Тангейзер?

— Стал метаться между мной и даром свободы! Но выбрал свободу. Правильно. Выбрал бы меня, так был бы сейчас, как я, старый, кривой и беззубый, — Мэб мстительно издевалась. — Семь лет назад он вернулся — молодой и свежий. Вот, их привёз, — она обеими руками показала на толпу гадателей. — Теперь никто не знает, как увезти их обратно! — она хохотнула. — А это правда, что Лора ушла от Скитальца и живёт на какой-то горе одна в тоске и унынии? — Мэб предвкушающее захихикала.

— Ты просишь меня на это ответить? — протянул Евтихий.

Старая Мэб захихикала ещё громче, довольно потирая руки. Дети гадателей подхватили её смех — им было всё равно над чем смеяться и чему веселиться.

— Не скажешь? — ухмылялась Мэб. — Ну и не надо. Я — гадалка, мне ли не знать правду. Эх, когда перед глазами проходят века, поневоле станешь обобщать обстоятельства и предугадывать их исход. Вот, скажем, ты, миланец. Ты и в правду думаешь, что тебя нанял король, а прежде короля — римский папа? — она хитро прищурилась.

— Скиталец, — Евтихий был краток. — Меня с самого начала нанял сам Скиталец.

— Вот ты, наконец, и догадался, — осклабилась старуха, — да-да, миланская община евреев, приём у римского папы и миссия короля — всё это хорошо подобранные для тебя обстоятельства.

Детвора прыгала кругом и веселилась. Женщины пытались собрать детей поближе к берегу. Мужчины в ожидании столпились у Рейна.

— Смотри, — не унималась старуха, — по лесам бродят четыре племени несчастных пришельцев, которым некуда больше податься! Одно привела я, два других скоро подойдут с Тангейзером и Рипом. А четвёртое привела бы Лора, но герцог их переловил и заключил в колодки. Думаешь, Прорицатель не ожидал, что колодками всё и закончится? Потому-то ты и стал ему нужен. Ты выручишь четвёртое племя. Да? Я спрашиваю, да?! — она прикрикнула.

— Я сделал для этого всё, что мог, — поклялся Евтихий, — и даже чуть более.

— Это как — чуть более? — Мэб прошила его чёрными глазами.

— Это значит, что неподвластные лично мне обстоятельства… э-э… расположатся благоприятным образом, — уклонился Евтихий.

Мэб только покачала головой. Но тут заскакали и загалдели дети, гадатели руками стали показывать куда-то вдоль берега вверх по реке.

— Это тан! Это тан пришёл!

— Рип! За ним старый Рип!

На отдалении подходили ещё два бродяжьих обоза — с такими же кибитками, хлопающими на ветру циновками и скрипучими колёсами.

— Посланец, ты задержи-ка его, заговори-ка его, — вдруг попросила старая Мэб, забеспокоившись. — Иди-ка скорей к Талиесину. Я не хочу его видеть. Не здесь, не сейчас. Я тридцать лет прожила без него, а он, прощелыга, пострадал без меня какой-то годик. Ступай к нему! Я лучше поговорю без тебя с Якобом…

Евтихий оставил старую Мэб. Он поднялся в седло и проскакал мимо прибывших и прибывающих повозок. С телег опять сыпались на землю смуглолицые дети, спрыгивали галдящие на неведомом языке женщины и сходили важно молчащие мужчины с чёрными бородами и в дырявых шляпах.

Щёголь Тал Иесин — в цветной камизе и в шапочке с пером — кинулся его коню под копыта, ухватил под уздцы. Евтихий еле сдержал заплясавшую лошадь.

— Миланец, миланец, послушай меня, умоляю! — горячо зашептал Тал Иесин, честный Томаш. — Ведь она уже там — это правда? Там стоят чьи-то кибитки. Это обоз златокудрой Мэб, верно?

— О-о, — смешался Евтихий, не зная, что и ответить, — и да и нет. В общем, там повозки Мэб. Да.

Честный Томаш тан Гейзер выронил из рук поводья. С мольбой глянул снизу вверх на Евтихия и зачастил:

— Я знаю, я знаю — она изменилась. Вся, совсем, до неузнаваемости. Я не смогу — понимаешь ли меня, миланец? — не смогу увидеть её такой.

— Сможешь, — жёстко сказал ему Евтихий. — Но только если она захочет.

Тан замотал головой.

— Нет-нет-нет, я не смогу. Она для меня — другая. Я помню её иной, другой, прекрасной. Для меня всё было почти вчера!

— Ты не написал бы о самом себе таких сладких стихов, если бы не выбрал сладость свободы, — согласился Евтихий.

— Упрекаешь? — у честного Томаша опустились руки. — Упрекаешь… Просто ты никогда и ничего не выбирал с такой болью, как выбирал я! Просто ты никогда и ничего не терял!…

Евтихий молча смотрел на реку. Его нос заострился, губы сжались в одну нить, лоб пересекла складка. На старом Рейне бежали по воде отражения седых облаков. День заканчивался. Вечерело.

— Я никогда и ничего не выбирал с болью, и я никогда ничего не терял, — медленно повторил Евтихий.

В этот миг на глади Рейна прямо из ничего возник фризский корабль под парусом и с золочёной фигурой der Fräu Holda. Корабль был ещё далеко, он поднимался вверх по Рейну и отражался в воде. В темнеющем, но ясном небе зажглась молодая луна. Новолуние.

Корабль был далеко, но бродяги-гадатели от мала до велика заметили его и закричали, приветствуя и размахивая руками. Дети скакали на месте. Корабль поднимался, а самую вершину его мачты и концы его рей усеивали огни Святого Эльма, горящие как искры, как малые и холодные шаровые молнии, как нимб, как знак или знамение.

19

«Другие говорят, что капитан Филипп Ван дер Декен (или всё тот же Ван Страатен) убил жениха одной девицы, а та девица бросилась в море. Море охватил шторм, и шторм не дал Ван дер Декену миновать мыс у самого берега. Тогда капитан поклялся, что не ступит на берег, пока не обогнёт этот мыс, но с неба раздался Голос: „Пусть так и будет! Плыви до Второго пришествия…“ Всё было не так, совсем не так».