Максим Форост - Вперед, государь!

— Это Фатима… Благочестивая Фатима!

Начальник стражи присмирел и махнул рукой:

— Прекратите, пусть уходит, — и сплюнул на землю.

— Я вижу, что правитель Муса Бармак, — по-персидски сказал Евтихий, — изрядно здесь popularis, как это… всенародно известен!

Кажется, он разрядил обстановку. Франкский посол с облегчением вздохнул, а чиновники-персы подобострастно заулыбались.

3

«Муса ибн Йахъя ибн Халид аль-Бармаки (Муса Бармак). Крупный государственный деятель арабского Халифата конца VIII — начала IX века. Прославился отвагой в сражениях. Управлял целыми провинциями. Играл ведущую роль при дворе халифов».

Их остановили, едва они прошли по лодочному мосту на восточный берег Тигра.

— Нет-нет, вам не во дворец халифа, — с послами раскланивались. — Досточтимых послов проводят в гостиницу для чужеземцев.

— А почтенного Евтихия ждёт брат самого визиря, — добавил второй чиновник. — Ему во дворец Бармакидов.

Вскоре Евтихий имел счастье стоять в прохладной светлой комнате и рассматривать Мусу Бармака. С той пародией, что сочинил бродяга-сказочник, он не обнаруживал ни малейшего сходства. Внешне Бармаку было лет тридцать — тридцать пять, вряд ли он старше Евтихия. Муса чернобород, высок, статен и недурно сложён. Просторная персидская джубба скрывала упражнявшиеся в боях мышцы.

Несколько минут Бармак в молчании разглядывал Евтихия.

— Так ты и есть тот самый Евтихий Медиоланский, о котором мне сообщали? — брат визиря разомкнул губы.

— Да, — немногословно кивнул Евтихий. — Передо мной, как я нахожу, сам Моисей Бармак, чьё родовое имя по-тюркски означает «палец»? — Евтихий склонил на бок голову, ожидая ответа.

Муса помедлил и усмехнулся в бороду:

— Вовсе нет. Бармак — это не «палец», я ведь не тюрок. Я — перс!

Евтихий, прочистив горло, сглотнул. Начало беседы осталось не за ним.

— Значит, именно ты, Евтихий Медиоланский, — продолжил Муса Бармак, — занимаешься разоблачением и преследованием преступных иноверческих сект?

— Преследованием? Скорее, расследованием того, что связано с разрушительными учениями и верами.

Муса Бармак покивал:

— Ты не франк, правда? Ты — румиец. А служишь франкам, — он точно упрекнул.

— Я родился и вырос в Константинополе. Единственным моим повелителем остаётся верный император Ирина.

— Тем не менее, ты служишь Карлу, — подытожил Муса. — Кстати, не тому ли Карлу, что разбил эмира Абд ар-Рахмана?

Муса хитро сощурился, он давал шанс Евтихию проявить остроумие и осведомлённость.

— К счастью для наших взаимоотношений, это другой Карл, — поклонился Евтихий. — И, к сожалению, другой Абд ар-Рахман.

Муса посмеялся, оценив шутку. Семь десятилетий назад Карл Мартелл, дед нынешнего Карла, разбил одного из андалусских эмиров. Ныне же в Андалусии правит тёзка того злополучного эмира — изменник и узурпатор. Новый Карл хоть и воевал с ним, но не разбил.

— Я рад принимать в Багдаде уже второе посольство вашего Карла, — подчеркнул Муса.

— Тем не менее, — остановил Евтихий, — я не посол и хотел бы узнать общие черты ожидающего меня дела.

Муса посверлил его цепкими глазками:

— Карл тебя наградит, если будет доволен посольством. А успех посольской миссии зависит от твоего розыска. Я понятно объясняю?

Евтихий промолчал.

— Тебе следует разыскать пропавшую дочь халифа. Более ничего.

4

«Джафар ибн Йахъя ибн Халид аль-Бармаки. Близкий друг халифа. Представитель знатного персидского рода Бармакидов, средний брат Мусы Бармака. С 792 года бессменно занимает пост халифского визиря…»

Эхо разносило по анфиладе гулкие шаги и голоса франков, арабов и персов. Посольство пригласили войти. Двери, украшенные резными решётками, распахнулись. Блеснули выложенные мозаикой пол и стены. Вдоль стен зала приёмов встали с мечами гулямы-невольники. Франки в церемониальной последовательности проходили вперёд: первыми писцы и переводчики, за ними советники, в их числе Евтихий.

Бросалось в глаза, что в действительности диван охраняли не гулямы, а бородатые арабы в длинных головных платках — бедуины. Их угрюмые фигуры то тут, то там возникали в дверях и переходах дворца. Но в самом Багдаде, на городских улицах, арабов было значительно меньше. Улицы и подступы к дворцам стерегли не они, а поджарые персы и крепкие хорасанцы. Кто-то из багдадцев кивнул на них и назвал « каранбийцами ».

Последним в зале приёмов встречали посла-лангобарда. От дверей по сторонам прохода выстроились арабские и персидские чиновники. В середине зала раскинулись места для сидения — покрытые атласом топчаны и бархатные подушки. Евтихию заслоняли обзор, но, кажется, три или четыре почётных места заняты первыми лицами Багдада. Евтихий перевёл взгляд на стены. В причудливых медальонах золотились арабские письмена, замысловатые как будто узоры.

— Их нечестивое писание, — вполголоса сказал кто-то осведомлённый. Евтихий от оценки воздержался.

Из франкского посольства осанисто вышел чернобородый лангобард и выбрал глазами кого-то из знатных персон:

— Karlus Magnus, imperium Romanum gubernans et Pater Europes, — отчётливо начал он на латинском и немедленно перешёл на греческий: — приветствует вождя аравитян Аарона Праведного.

Еврей Ицхак внятно повторил приветствие на хорошем персидском:

— Карл Великий, управляющий Римской империей и Отец Европы, шлёт привет халифу правоверных Аарону Праведному.

Евтихий оценил осторожность и сдержанность франкского короля. Коронованный два года назад как император Карл до сих пор щадил чувства Константинопольской императрицы Ирины и именовал себя лишь «управляющим» её Римской империи.

На первом из почётнейших сидений зашевелился перс с ухоженной бородкой.

— Это визирь Джафар, — зашептал чиновник одному из франкских гостей, — ум и сердце халифа правоверных!

Перс Джафар задержал взгляд на Евтихии, словно изучал его. Певуче и протяжно он произнёс приветствие, но не на персидском, а на мелодичном арабском. Арабского языка Евтихий не понимал, но внимание привлекло, что имя Аарона Праведного прозвучало словно нараспев:

— Haroon ar-Rasheed…

Пока речь переводили с церемониального арабского языка на персидский, а с персидского на франкский, советник посольской миссии тихо пересказывал всё, что узнал от чиновника-перса:

— Поодаль ото всех сидит в чадре сама Ситт-Зубейда, жена халифа. Она здесь очень влиятельная, — советник покачал головой. — Рядом с визирем Джафаром сидит его брат аль-Фадл. А вон тот старик в тюрбане — это их отец Йахъя ибн Халид, что был визирем ещё при старом халифе.