Максим Форост - Вперед, государь!

Насилу Морена отпоила его. Потыку вернулся человеческий облик. Но на будущем ночлеге под звёздами, среди жара любви и кипящих на огне трав, он ощутил себя молодым оленем. Да, у него удлинились ноги, быстрые как мысль или как пламя, долгая шея держала голову с вёрткими ушами, чуткие ноздри ловили запахи. Три дня он в беспамятстве носился по склонам гор, обивал на острых камнях копыта, тянул губами ледяную воду из водопада и, только вернувшись в шатёр, очнулся. — «Сними крест, — Морена выглядела измученной, под глазами чернели круги. — Сними крест, — попросила она, — он мешает…»

— Кому это мешает крест? — перебил Евтихий, но почувствовал, что Потык не ответит. — И ты… снял его?

Потык мотнул головой, а князь Акамир удивлённо поднял брови: об отказе снять крестик Потык ещё никому не рассказывал.

— Мы прожили с ней месяц, — выдавил князь Михайло, — и она… умерла.

— Ты хочешь сказать, — Евтихий не удивился, — что тебе, князь, сказали, будто бы она умерла?

Князь Михайло отрицательно качнул головой.

Он ездил на запад в страну баюничей, сопровождал послов князя Акамира. В западных склавиниях Потыка догнала весть, что его жена разболелась и умерла. Он оставил службу и бросился на восток, к Афинам, он никому ещё не верил, но на подступах к родным местам увидел перепуганные лица мужчин и услышал голосящих женщин.

В посёлке князя Потыка дожидались жрецы. Чужие жрецы — князь Михайло никого из них прежде не видел, в его склавинии не было ни волхвов, ни гадателей, и половина славян ходила в городские церкви. Пришлые жрецы были скупы на разъяснения, а князь вдруг ощутил, что теряет власть и что его обязывают, вынуждают, заставляют исполнить обещанное.

В деревянной колоде лежало тело жены. На погосте за старым капищем поджидал вырытый склеп под каменной крышей. Жрец с мясистым лицом и стриженными под скобку волосами сумрачно поднёс Потыку чашку с питьём. Зелье утопило его в зыбком сне, в котором он слышал происходившее, но не имел сил очнуться. Он не знал, сколько времени проспал в могиле, но, когда проснулся, увидел себя во тьме и духоте склепа, а рядом… Рядом лежало мёртвое тело Морены. Морена была — князь отчётливо это запомнил — белая-пребелая…

— Князь Михайло, постой. Ты не торопись! — снова остановил Евтихий. — Как ты мог в предельной темноте что-то увидеть?

Потык оторвал взгляд от брошенной церкви и — не нашёлся, что ответить.

Он помнил, что во тьме и духоте вдруг что-то прозвенело или прогремело, будто на гуслях лопнули разом все струны. Откуда-то забил тусклый свет, наподобие лунного, и из стены склепа выползла здоровенная змея…

— Это за мною приполз подземный Змей, — клялся Потык. — Тот Змей, на котором стоит Подземелье. Он собирался пожрать меня и разинул пасть… и я… и он…

Потык вытаращил глаза и умолк. Слов ему не хватало. Он раскрыл рот, чтобы что-то добавить, но просто махнул рукой в воздухе и резко выдохнул.

Князь Акамир склонил на бок голову и с недоверием прищурился:

— Потык, ну, будь же теперь искренним: Змей сожрал тебя. Не мог не сожрать. Подземный Змей всегда пожирает тех, кому жрецы преподносят питьё. Ты же выпил их травы? Значит, ты должен был увидеть, как Змей тебя пожирает.

Потык вскинулся:

— А вот я убил его! — он выкрикнул так, что Акамир на шаг отступил. — А вот я не покорился и убил треклятого Змея! — Михайло Потык озирался, ища поддержки.

— Да полно, — не поверил Акамир. — Чем ты мог убить его, в могиле-то? Голыми руками?

— Я задушил его кузнечными клещами! — взвился князь Михайло, а на лбу у него выступил пот.

Евтихий осторожно взял Потыка за локоть и хотел отвести в сторону, но тот отмахнулся. Акамир осклабился:

— Кто же это просунул тебе в гроб клещи? А, князь Потык?

Михайло Потык смешался, во второй раз не найдя, что ответить. Он хватанул ртом воздух. Евтихий видел, как мучается князь Михайло, силясь что-то припомнить.

— Вспомнил! — воскликнул он. — Я зарубил его. Я же — князь, а князей хоронят с мечом. Со мною был меч!

Акамир, князь велесичей, отвернулся и зашагал к оставленным лошадям. Потык, силясь что-то доказать, поспешил за ним. Евтихий нагнал их у лошадей, и тогда князь Акамир вдруг обернулся к нему:

— Коротко говоря, грек, закончилось всё весьма просто. О похоронах живого князя с умершей княгиней кричали во всех склавиниях. С дружиной я был неподалёку и смог в тот же день приехать. Князь Потык так орал под землёй, что его было слышно даже из-под каменной крышки. Я велел расколотить склеп и выпустить Потыка. Сей же час действие дурмана кончилось, и его самовила Моренка очнулась живёхонька.

— Но я убил его, — твердил как заклинание Михайло Потык. — Убил распроклятого Змея. Спросите у Морены! Она, как затравленная, таращила на меня глаза и твердила, что я посягнул на самого Ящера, на владыку плодородия. Я убил его — моим мечом, моими руками, моим духом! — горячился Потык — Убил пожирателя тел, хозяина смерти, подземелий и лесных чащ, вашего Ящера, владыку сов, упырей и волков!

— Молчи! — резко остановил Евтихий. — Не торопись! Как ты сказал, Потык? Повтори же: «хозяин волков». Это — Волти пастэр ? Князь Акамир, такое имя ты называл?

Князь велесичей повернулся к Евтихию и зябко повёл плечами. Не ответил. Этот грек снова коснулся запретной темы. Евтихий переводил взгляд с Акамира на Потыка и обратно.

— Этот ваш Змей, он — владыка смерти и бог плодородия? — Евтихий нахмурился. — Ну да, считалось же, что смерть и плодородие идут рука об руку. У бога смерти Гадеса женой была Персефона, дочь Деметры — богини урожая…

Евтихий не договорил, замолчал и отошёл к своей лошади. Раньше обоих князей он поднялся в седло и сверху посмотрел на них:

— Князь Михайло Потык, не буду томить тебя. В краю, где ты живёшь, под Афинами, был когда-то городок Элефсин. Там устраивались мистерии в честь богини Деметры, тёщи Гадеса. В храме кого-то заживо погребали, потом оживляли, и он считался посвящённым старым богам. С тобой хотели повторить ту же церемонию.

— Меня не волнуют мёртвые боги давно мёртвых людей! — Потык в сердцах сплюнул на землю и, не враз поймав стремя, поднялся в седло. — Грек, ты поклялся хотя бы не открывать рта, коли нечего будет сказать!

Он подстегнул лошадь, но, сделав круг, вернулся, дожидаясь Акамира.

— Я понапрасну рта и не открываю, — сдержался Евтихий. — Волхвы воссоздают одни и те же самые мифы: пара богинь и один божок рядом с ними. Твои дочь и сын сейчас там, где лежит святилище Волчьего пастыря . Подземного Змея, который то ли муж, то ли сын, то ли брат пары богинь Лады и Лели.

Евтихий тронул коня. Краем глаза он видел, как Акамир теребит узду своей лошади и медлит подняться в седло. Конный Потык наклонился к нему и что-то потребовал у князя. Копыта его коня выбивали искры из дорожных камней.