Олег Касаткин - Да здравствует Государь! Три книги в одном томе

– Позвольте Илларион Иванович я протелефонирую вам позднее! – произнес он и отключился.

– Центральная – осведомился он покрутив ручку «эриксона» – соедините с номером четыре-пятнадцать.

– Позовите господина Плеве! – бросил он когда на том конце взяли трубку.

– У аппарата!

– Эт-то Витте, – чуть заикаясь сказал министр. Простите великодушно, Вячеслав Константинович, – но только что мне позвонил министр императорского двора – он получил срочную телеграмму из Владимира, от господина Кауфмана. Его Величество срочно вызывает к себе Иллариона Ивановича.

– Вы тоже едете? – спросил Плеве – тон был сух и озабочен.

– Да конечно – зачем-то соврал он. И понял тут же что не соврал – ехать придется.

В общем, – вы не можете сейчас связаться с губернатором владимирским и выяснить – все ли в порядке? Витте сделал паузу… с царствующей особой.

Плеве не стал ворчать или недоумевать.

– Хорошо – Сергей Юльевич – я распоряжусь.

Вероятно Плеве как новый человек тоже беспокоится – если не за державу то за себя (Витте по старой университетской привычке полицейских не то чтобы недолюбливал, но относился с некоторым подозрением).

Звонок прозвучал через час с небольшим.

– Сергей Юльевич! – прошуршал в мембране голос министра внутренних дел. Только что пришла телеграмма из Владимира. Все слава Богу в порядке – не считая того что государь сменил губернатора.

«Неужели тот проворовался так что это стало видно на второй же день?» – невольно удивился Витте.

Покачав головой, он перезвонил Воронцову-Дашкову.

– Вы уверены что все благополучно? – зачем-то переспросил министр двора. («Самому что ли было трудно, Илларион Иванович с Плеве связаться?» – желчно бросил Витте про себя).

– Так мне сообщил Вячеслав Константинович – думаю оснований сомневаться нет…

И еще – я полагаю мог бы посодействовать вам в исполнении царского поручения, – продолжил он. Я распоряжусь чтобы вам был предоставлен мой служебный вагон. – Буду весьма благодарен!

Еще пять минут ушло на то чтобы созвониться с Московским вокзалом и распорядится насчет вагона и отдать распоряжение слуге… А еще облачится в вицмундир.

– Ваше Высокопревосходительство, – в комнату заглянул камердинер недавно нанятый – немолодой чуть прихрамывающий – отчего и лишился места у князей Белозерских (А Витте вот подошел – ему ж не танцевать с ним)

– Извозчик у дверей ожидают.

Влезая в тяжелую шубу, Витте подумал – что еще готовит ему судьба? Определенно поездка обещает быть интересной. И царствование – тоже.

Николаевская железная дорога. Где-то возле станции Бологое

Вагон министра путей сообщения катился в хвосте поезда «Петербург-Москва». Он даже не имел прямого сообщения с другими вагонами.

Это был запасной вагон Посьета. Приняв дела Витте решительно переделал его по своему вкусу. А именно – выкинул оттуда все те как он выразился железнодорожные игрушки до которых был охоч бывший адмирал. Все эти печи всевозможных систем из Германии и Швеции, разные приборы, для измерения скорости; телеграфные аппараты – две штуки. Они адмиралу особенно нравились. И что с того, возражал он, – что на ходу нельзя было послать телеграмму – но зато на стоянке можно быстро подключиться к линии и отправлять депеши не выходя из поезда. Все это делало салон-вагон несколько похожим на корабельную рубку – видимо поэтому старый моряк и собирал эту странную коллекцию. (Вот подобное добро, кстати, перетяжелив тот вагон, во многом и способствовало достопамятной катастрофе). В вагоне находились два купе-кабинета – одно большое во весь торец, и поменьше – которое сейчас занимал Воронцов – Дашков – для министра и его помощников, туалетные комнаты, купе для адъютантов и камердинеров, и крошечный гардероб и салон с диванами и круглым столом…

Сейчас министерский вагон населяло девять человек.

Проводник, его помощник и охрана в лице трех железнодорожных жандармов – странно молодого подпрапорщика и двух усатых унтеров (сидели в купе для прислуги и дежурных офицеров). И четверо пассажиров – два министра и их прислуга – камердинер Воронцова – Дашкова и лакей Витте (составляли компанию стражам).

Министр императорского двора изучал документы – придуманные подчиненными в преддверии грядущих торжеств.

«Кортеж открывает сотня пеших казаков лейб-конвоя, с обнаженными саблями. Во главе их шествуют два трубача в ливреях … За ними следует сотня кавалергардов вооруженная саблями и пиками; с чепраками вышитыми золотом. Затем должна двигаться часть свиты принцессы Орлеанской, а с нею, в качестве почетной охраны, восемь солдат лейб-конвоя.

За ними следует гоф-маршал, возглавляя шесть обер-церемонимейстеров в камзолах из синего атласа, украшенных серебряными галунами. За ними двенадцать камер-лакеев в ливреях цветов герба Орлеанского дома с серебряными и золотыми галунами. Чепраки лошадей следует украсить золотым шитьем и жемчугом, а серебряные стремена – изумрудами и рубинами… Четыре трубача с серебряными трубами и в расшитых золотом перевязях следуют за ними…»

Воронцов-Дашков с тяжким вздохом отложил бумаги… И стоит ли так вникать в идеи подчиненных и ломать голову если все это запросто может быть отменено?

Голова не соображает и отдается тупой болью – возраст… Уже сильно обременены годами они – министры Его Величества – скоро им неизбежно уступать дорогу более молодым – кому в отставку или дремать на заседаниях Государственного совета, а кому и так сказать отдавать последний отчет Тому кто превыше всякого земного владыки…

Захлопнул бювар и вышел из купе.

За столом в салоне он обнаружил Витте – в халате поверх жилетки и рубашки с бабочкой он сидел за столом что – то торопливо писал.

– Вижу, вам тоже не спится, Сергей Юльевич?

– Да – Илларион Иванович, – вот решил поработать – извольте видеть – проект «Общего устава железных дорог» – он слегка хлопнул ладонью по пачке густо исписанных листов. Перстень с тремя немелкими алмазами на указательном пальце брякнул о лимонное дерево столешницы…

– Вам не кажется, что мы едем довольно медленно? – зачем-то спросил Дашков.

– Да нет – обычая скорость курьерского, – спустя несколько мгновений ответил Витте прислушавшись к стуку колес. Просто вы Илларион Иванович привыкли к более скорому ходу особых поездов… Но на то они и особые – а впрочем же у нас при наших русских путях слишком быстро ездить небезопасно…

Граф покачал головой… Что сказать – он же сам был в погибшем царском поезде

– Такова особенность отечественных дорог, – продолжил Витте. У нас сравнительно с Европой более легкие рельсы – примерно двадцать четыре фунта в погонном футе, а согласно заграничных норм – тридцать и более фунтов в погонный фут. На русских дорогах – деревянные шпалы, тогда как в Европе – металлические и бетонные… Балласт и подсыпка у нас песочные, а в Европе почти везде щебенка. У их при их избытке средств и небольших расстояниях – отлично выглаженные насыпи, срытые холмы великолепные каменные и чугунные виадуки. Нам же вся эта инженерная роскошь недоступна… Так сказать по естественным причинам.