Жюль Лермина - Парижский кошмар

К счастью, поблизости оказались двое полицейских. Они подошли ближе с величественной медлительностью, характерной для их профессии — и увидели трех детей в возрасте от восьми до двенадцати лет, лежавших теперь на земле без движения. В ответ на вопросы полицейских вновь последовали бессвязные объяснения. В них часто повторялись слова «чудовище» и «дикий зверь».

Полицейские засвистели в свистки, призывая коллег; когда стражей порядка стало четверо, они разделились на пары. Первые двое понесли детей (те были живы, но лишились чувств) в комиссариат. Вторая пара, с саблями в руках, осталась охранять лаз в ограде.

— Не заглянуть ли нам внутрь? — спросил один из полицейских.

— Идет! — ответил его товарищ.

Доблестные полицейские с трудом протиснули свои широкие плечи в довольно узкий лаз.

Пустошь была длиной метров в четыреста и шириной в добрую сотню. Неровная почва, усеянная грудами камней, местами горбилась песчаными холмиками, поросшими редкой травой. Ближе к улице виднелась воронка глубиной около метра. Там, полускрытое разбросанными камнями и галькой и комьями земли, виднелось что-то похожее на газетный киоск или тумбу для афиш.

Полицейские недоверчиво осмотрели предмет. Им приходилось видеть унесенные грабителями и выброшенные на пустоши небольшие сейфы. Но представить, что воры переправили за ограду киоск или «веспасьен»… [15] Уличный писсуар (фр.) Это казалось не просто странным, а прямо-таки невероятным.

Опасаясь встречи с диким животным — ведь какое-нибудь животное действительно могло сбежать из зверинца или цирка — наши герои обнажили оружие. Затем один из них, склонившись над воронкой, протянул руку и прикоснулся к странному предмету кончиком сабли.

Он мгновенно испустил крик боли, подскочил на метр вверх и упал на руки своего компаньона.

— Эй! Эй!.. Что с тобой, старина?

Но «старина» не отвечал, а его руки и ноги судорожно подергивались…

И хуже всего, что и второй полицейский вдруг ощутил непонятную слабость. Все его тело словно покалывало, перед глазами вращались огненные вспышки…

Полицейский невольно выпустил своего товарища, и тот упал на землю.

Затем сержант внезапно почувствовал облегчение — но непобедимая слабость сковала его, и он опустился на одно колено, мотая головой, точно оглушенный ударом палки по черепу…

Придя в себя, он увидел у лаза районного комиссара в сопровождении секретаря и полудюжины полицейских.

Толпа разрослась и теперь, ободренная появлением властей, ринулась на пустошь вслед за ними.

Процессию возглавляла горстка уличных мальчишек.

Полицейские увидели, что их товарищи попали в беду, и бросились на помощь. Стоило им прикоснуться к пострадавшим, как их затрясло; правда, на этом неприятности и закончились.

— В чем дело? — спросил комиссар. — Чему мы обязаны вашим состоянием?

Второй полицейский обрел дар речи.

— Адская машина! Там, в воронке!..

Комиссар поглядел в ту сторону, куда указывал полицейский, и увидел крышу киоска — для ясности мы будем пользоваться этим словом. Она была увенчана металлическим стержнем, несомненно, предназначенным для флага или вымпела.

— Что это еще такое?

— Если бы мы знали! — ответил полицейский. — Мой товарищ притронулся кончиком сабли… и повалился на землю… совсем как моя жена, когда ей съездишь…

— Но мне сказали, что здесь бродит опасное животное… хищный зверь…

— Нет, тут только эта штука… думаю, это какая-то машина анархистов…

Комиссар пожал плечами. Он был озадачен. На всякий случай комиссар решил держаться подальше от непонятного предмета и запретил своим людям к нему прикасаться. Кто знает: мысль об анархистах могла оказаться не такой уж безумной…

Из киоска явственно доносилось рыканье, прерывистое ворчание, какое мог бы издавать разъяренный хищник или взведенная громадная пружина механизма. Оно то смолкало, то начинало звучать вновь… что, конечно, мало успокаивало…

Полицейского — того, что с саблей — привели в чувство большой порцией вишневки, но он, как ни старался, не смог передать свои ощущения. Можно было только догадаться, что они были не самыми приятными.

Что оставалось делать? К счастью, у администрации на все случаи жизни имеются руководящие принципы. В данном случае принцип был прост: нужно передать дело вышестоящим лицам.

Комиссар так и поступил, тем более что такое решение освобождало его от всякой ответственности. Прежде всего необходимо было собрать сведения для доклада и по возможности точнее описать таинственный предмет, наполовину или на три четверти заваленный камнями и песком.

Приблизившись со всей осмотрительностью, какой требовал гражданский долг, комиссар стал диктовать свои наблюдения секретарю.

Крыша «киоска» была округлой и отдаленно напоминала германский военный шлем. Ее поддерживали четыре небольшие металлические опоры, соединенные поперечными креплениями из серебра или, скорее, никеля.

Сам предмет был прямоугольной формы.

Клетка — это слово определенно подходило к нему больше, чем «киоск» — возвышалась над землей сантиметров на восемьдесят; нижняя часть ушла в землю.

Изнутри, как уже сказано, время от времени доносился непонятный гул. Он напоминал рокот мотора, приводившего в движение колесо или турбину.

В рапорте были тщательно перечислены странные явления, вызываемые прикосновением к предмету. Комиссар, признавая свою неосведомленность, тем не менее описал их как «электрические или близкие к тому».

Во время осмотра произошел небольшой инцидент. Один из мальчишек, разгуливая по пустоши, нашел глубоко вонзившийся в стену обломок металл؛ — плоский, удлиненный, с округлыми концами, похожий на лопасть или крыло. Мальчишка попытался было вытащить его из стены, но комиссар решительно воспротивился, заявив, что продолжением столь блестяще начатого им расследования займутся вышестоящие инстанции.

Не стоит и говорить, что комиссар допросил окрестных жителей. Все они с редким единодушием показали, что ничего не ведают о странной машине и не знают, как она очутилась на пустоши.

Через полчаса дети и полицейский, оглушенные непонятными разрядами, пришли в себя.

Вызванный на место плотник заделал лаз, рядом поставили на страже полицейского и все с облегчением вернулись к своим делам. Рапорт комиссара был отправлен в префектуру, где наверняка — в связи с безобидным характером происшествия — был бы похоронен в коробке № 7, если не в папке № 23.

Но мы забыли о нашем приятеле Лаберже… Как говорилось выше, он отчаянно искал сенсацию и готов был, как достопамятный шекспировский Ричард III, променять своего коня и даже самого себя на трехголового теленка или жуткий катаклизм где-нибудь в Ножан-сюр-Марн*.