Константин Кураленя - Шаман-гора

Я с неохотой выполз на свежий воздух. Эх, хорошо-то как!

И вдвойне хорошо, когда тебе не надо постоянно оглядываться по сторонам и отовсюду ждать привета в виде комочка расплавленного свинца.

Мы со Стёпкой вывели плот в Амур, и я вновь завалился спать, а казак остался управлять нашим судном.

Все остальные дни мы отходили от пережитых приключений.

Отъедались, загорали или просто лежали на плоту и бездумно смотрели в бездонное небо.

Так и доплыли до города Благовещенска. Конечно, город — это слишком громко сказано. Так, деревушка в несколько прямых улочек да деревянные рубленые избы. А рядом сливает воедино свои воды с Амуром красавица Зея. Недаром ведь казачья станица называлась Усть-Зея, но почему-то Муравьёву-Амурскому это название не понравилось, и он велел переименовать её в город Благовещенск.

Хоть и причалили мы к берегу под вечер, но наше появление не осталось незамеченным, ведь для заброшенной на окраины великой империи деревушки, большую часть года живущей в полной изоляции от внешнего мира, каждый новый человек — это событие. А такая колоритная команда, как наша, — это событие вдвойне интересное.

Первыми, как это водится, прибежали дети.

— Дядь а дядь, а вы хто будете? — подтягивая спадающие штаны, поинтересовался пацанёнок на вид лет двенадцати.

— Кто мы и откель, то тебе знать не положено, — важно произнёс Степан. — Кто из властей на данный момент есть в станице?

— Много хто есть. Вот меня, например, зауряд-есаул послал порасспрошать, хто вы и откуда.

— Да ну! Так бы сразу и доложился, что так, мол, и так. Имею касательно вас поручение от господина зауряд-есаула. И мы бы зараз поняли, что человек не просто так болтается, а при деле.

— Ладно, дядя, кончай зубы заговаривать, — вполне солидно перебил его пацан. — Дак что мне касательно вас зауряд-есаулу передать?

— А передай-ка, брат, что прибыл казак Забайкальского казачьего войска Степан Кольцо. А с ним солдат третьего линейного батальона Михаил Манычев и четыре девицы, геройски освобожденные ими из хунхузского плена.

— Ух, ты! — восхитился пацанёнок. — А мы про вас от переселенцев наслыханы, что второго дня мимо нашей станицы проходили.

— Ну, вот видал, Михаил, слава об наших подвигах бегит поперёд нас, — обернулся ко мне Степан.

— Какая такая слава? — умерил его амбиции пацан. — Сказывали, что вас и ещё пять баб хунхуз к себе в плен утащил. А вы, значитца, сбёгли?

— Цыц, мелочь пузатая, — прикрикнул на него Степан. — Пожалуй, пойду сам доложусь, а не то наврёт с три короба. Эва как всё перевернули! Это надо было такое придумать, чтобы нас да в полон, — сокрушённо развёл он руками.

— Давай, иди, Степан, — поддержал я его. — А то и впрямь непонятки получаются. Так, того и гляди, в дезертиры запишут.

— Ну что, малой, показывай, где у вас тут станишная управа? — хлопнул Степан мальчишку по плечу.

— А он чичас не в управе, а на дому, — шмыгнул носом тот.

— Дак веди тогда на его место проживания, — нетерпеливо подтолкнул пацанёнка Степан. Он расправил плечи, сдвинул на затылок фуражку и, положив руку на эфес шашки, степенной походкой последовал за казачонком.

— Заодно и к купцу местному зайду, справлюсь насчёт нашего дела, — многозначительно кивнул он мне на прощание.

Отсутствовал он часа два. За это время девушки приготовили уху. Появился Степан в сопровождении крупного казака, настоящего гвардейца, косая сажень в плечах. Оба были в лёгком подпитии. Казак вёл на поводу оседланную лошадь, и в их свите уже было около дюжины пацанят и голоногих девчушек.

Казак с достоинством поручкался со мной и, повернувшись к девушкам, весело произнёс: — Здравствуйте, барышни. А чего ж ты, Стёпа, утаил, что они у тебя все такие писаные крали? — попенял он Степану.

— Дак другие нам и ни к чему, — похвастался тот.

— Крали, да не про него, — строптиво заявила Катерина.

— Ладно, Катерина, не егози, — поморщился Степан. — Лучше познакомьтесь. Это мой дальний сродственник, он же зауряд-есаул Амурского казачьего войска, Родион Кольцо.

— Сколько же у тебя родственников, Степан? Куда ни заедем, везде родня, — подивился я.

— Дак прадеды мои дюже плодовитыми были, вот и настругали потомства, — хохотнул казак. — Знакомься, Родя, это Михаил Манычев. Вояка, я тебе скажу, от Бога. Ежели бы не он, а кто другой, не выйти бы нам сроду от хунхузов. Не единожды меня от верной смерти спасал. Побратался я теперь с ним вовек.

Я промолчал. Родион протянул руку и сжал мою так, что захрустели кости.

— Ну и здоров же ты, чертяка, — вырвалось у меня. — Чуть руку не оторвал.

Родион повернулся к одному из пацанят.

— Тришка, а ну-ка тяни сюда мою седельную суму.

Парнишка резво сорвался с места и через мгновение принёс сумку. В первую очередь Родион выставил на стол четверть самогона, затем из бездонной сумки на свет появились шмат сала размером чуть ли не со скатерть, солёная черемша, зелёный лук, чеснок, жареный сазан и вяленая осетрина.

— Ну, что, односумки, — обратился он к девушкам, — отпразднуем ваше счастливое вызволенье из хунхузского плену?

— А от чего ж к хорошему человеку не проявить уважение, — лукаво стрельнула глазами Лукерья.

— Это не та ли краля, что с тобой хунхузские атаки отражала? — поинтересовался Родион.

— Она самая, — подтвердил Степан.

— Сразу видать, огонь-баба, — одобрительно произнёс Родион. — И с лица справная, и сама из себя вся фигуристая.

— Фи, какие вы всё же, казаки, неотесанные. С лица справная, — передразнила Лукерья. — Будто кобылу выбирает. И потом же, где эвто вы бабу узрели? Девицы мы, незамужние.

«Во Лушка разошлась, — усмехнулся я про себя. — Родя аж с лица сменился».

— Ежели что не так сказал, то извиняйте. Мы манерным разговорам не обучены, — сконфузился казачина.

— Ладно, — смилостивилась Лукерья, — сидайте до стола, господин зауряд-есаул.

Лукерья как-то незаметно взяла бразды правления за столом в свои руки. Сразу видно, что опыт весёлых посиделок у девушки имелся. Она, словно пчела, вилась, вокруг Родиона, то и дело смущая казака своими многообещающими взглядами и нечаянными прикосновениями. Зато остальные девчонки были сама скромность и добропорядочность. А Луиза, так та вообще была на седьмом небе от радости и ни капли этого не скрывала. Она прекрасно понимала, что, так откровенно заигрывая с казаком, Лукерья теряла все шансы понравиться мне.

Мне было весело и смешно, потому что с самой первой встречи все шансы были только у Луизы, но не скажу, что мне была неприятна её ревность. А ещё мне очень понравился своей чистотой и детской непосредственностью Родион. Поистине русская душа.

Мы выпили за наше счастливое возвращение, за родителей, за царя-батюшку, за любовь к ближнему… Здесь надо подразумевать — к ближней, потому что в то время, в открытую, тосты за дам могли себе позволить только гусары.