Владислав Конюшевский - Длинные версты [litres]

И это дало свои плоды. Кто-то вспомнил слышанную беседу офицеров. Кто-то разговор железнодорожников. Кому-то земляк, из другой части, что-то рассказывал. В общем, картина более-менее сложилась. При этом присутствующий тут же Нетребко уже через полчаса стал поглядывать на нас с явным уважением, для себя, видно, пытаясь понять, зачем нам нужен контрразведчик, если мы и сами вполне можем добывать нужные сведения?

А когда новеньких распределили по подразделениям, я ему и пояснил, что мы, разумеется, и сами с усами, но вот каждый должен заниматься своим делом. То есть эти два часа я мог бы посвятить совершенно другому, просто озадачив данной работой своего штатного контрика. Или как он сейчас будет называться – второго помощника начальника штаба. И разумеется, поначалу за ним будут приглядывать да постоянно контролировать. Бывший штабс-капитан на это вполне понятливо кивнул, принимая мои аргументы. А я еще мягко намекнул, чтобы не было непоняток – мол, недели через две мы закончим рейд. И у него еще будут все шансы добровольно уйти из батальона. Без каких-либо репрессий. Но если он решит остаться, то у нас вход рубль, выход два. И окончательно влившись в подразделение, выход (особенно с его должности) возможен лишь вперед ногами. Нетребко, закуривая, на это вполне спокойно ответил:

– Я вас понял. Это вполне ожидаемо. И две недели мне вполне хватит, чтобы понять обстановку. Но предварительно хочу спросить, почему вы совершенно не похожи на тех красных, о которых я весьма наслышан? Лично не сталкивался, но уже уйдя с фронта, неоднократно слышал рассказы о самых разнообразных революционных отрядах. Так вот: ни речами, ни поведением, ни дисциплиной вы не можете быть к ним отнесены. Атмосфера у вас скорее сильно похожа на ту, что бывает в хорошем отряде охотников [38]. И от этого я нахожусь в некотором недоумении. Персоны, которые говорили о красных, весьма достойны доверия. Но в то же время я вполне доверяю своим глазам и ушам. Вот здесь и возникает нестыковка…

Я ухмыльнулся:

– Угу… ваше состояние называется когнитивный диссонанс. Возник он, потому что в семнадцатом на улицах стали беспредельничать революционеры из почти десятка партий. Какие-то были либеральные. Какие-то террористические. Плюс разных юродивых идеалистов повылезало просто немерено. Не считая откровенных бандитов, прикрывающихся красивыми лозунгами. Именно о них вам и рассказывали достойные доверия люди.

Тарас задумчиво нахмурился:

– М-м-м… речь шла вроде только о представителях социал-демократической рабочей партии…

Фыркнув, ответил:

– Это от незнания реалий. В семнадцатом году на всю Российскую империю было менее двадцати пяти тысяч большевиков [39] Чур несколько приврал, так как в период от февраля и до июля 1917 г. численность РСДРП сильно возросла. То есть возможное количество неадекватов возросло в той же пропорции. Просто в то время очень большую роль играло именно число членов в организации. Вот и брали всех, кто хоть слегка декларировал принятие линии партии. Потом это сильно икнулось (особенно приравнивание стажа при переходе из другой партии). . И сотни тысяч представителей других партий. Так что сами в логике подумайте, кто там у вас в основном барагозил. Особенно, если учесть, что всякие «ревкомы» решения принимали большинством голосов. И что там могли сделать пара членов РСДРП(б) против десятка, к примеру, тех же эсеров? Или анархистов? Да и в самой РСДРП столько фракций, грызущихся промеж собой… Нет, и среди большевиков мудачья вполне хватает, но чисто физически их просто гораздо меньше.

Нетребко поднял брови:

– Так ваш батальон, что же, получается, весь из большевиков состоит?

Я развеселился:

– Процентов на шестьдесят из буйных матросов-анархистов. Эсеры есть. Меньшевики. Коммунистов чутка. Беспартийных куча. Есть даже свой монархист.

Штабс-капитан явно офигел:

– Монархист? У вас?! У красных?!!

– Не у «вас», а у «нас». И вы его знаете – это Матвеев. Мой НШ. Но они там с комиссаром чего-то мутят, и сдается мне, что Игнат Тихомирович вскоре к РСДРП(б) примкнет. И я считаю вполне правильным, когда нормальные люди к нормальным тянутся. – Посмотрев на несколько растерянного собеседника, добавил: – Вон, вы сами, несмотря на фамилию, почему-то к гайдамакам и прочим «запорожцам» не пошли. Хотя наверняка вас бы там приняли с распростертыми объятьями.

Контрик внезапно заледенел взглядом:

– Попрошу впредь воздержаться от подобных сравнений. Я русский малоросс. Патриот своей страны – России. А для чего были придумано и из каких стран продвигалось само понятие «украинец», в силу специфики профессии, знаю очень хорошо. Так что меня эти выкидыши Австро-Венгрии обязательно бы приняли. До ближайшей стенки…

Удрученно хмыкнув, я искренне сказал:

– Извините. Вашу позицию понял. Учту на будущее.

Помолчали. А потом Нетребко внезапно перевел тему:

– Госпо… товарищ Чур, вы первый красный офицер, с кем мне удалось вступить в беседу. И я просто, как человек, хочу спросить у вас, насколько вы сами верите в свои лозунги? Ну вот в эти – «земля крестьянам», «заводы рабочим», «власть Советам»? Про другие, вроде того, что «все люди братья и поэтому границы не нужны», даже не спрашиваю. Это абсурд. Но вот зачем нужны рабочим заводы? Как они ими будут управлять?

Я почесал затылок, признаваясь:

– Ну, вообще, лозунги они и есть лозунги. Не надо воспринимать их буквально. Считайте это просто декларацией о намерениях. Мелкая мастерская вполне может остаться в частном владении. А вот крупный завод государственного значения обязательно будет национализирован. Ведь от его функциональности зависит безопасность страны. И, к примеру, тот же Путилов обязательно станет саботировать решения правительства, останься он на своем месте. Зачем нам это нужно?

Тарас улыбнулся:

– А что же тогда изменится для рабочих? Ведь они как трудились на этом заводе, так и продолжат трудиться.

Я улыбнулся в ответ:

– В смысле токарных, фрезерных, слесарных и прочих работ ничего не изменится. Но появятся профсоюзы, плюс работяги смогут принимать участие в решениях заводской администрации. И, разумеется, изменятся условия жизни… Планируется восьмичасовой рабочий день. Двадцатичетырехдневный оплачиваемый отпуск. Оплачиваемые дни по болезни. Страховки и пенсии. Профсоюзные путевки к месту отдыха. Школы. Бесплатные детские сады. Детские летние оздоровительные лагеря… Да там все нововведения перечислять устанешь…

Штабс-капитан задумчиво протянул:

– М-да-а… вашу карту всем прочим тяжело будет перебить. Только вот где же вы финансы на все эти удовольствия возьмете?

Пожав плечами, ответил: