Павел Кольцов - Цикл «Как тесен мир». Книга 2. Миролюбивый поход

Скрывшиеся русские (а также и прочие советские национальности), в основном безоружные, сразу вглубь леса не побежали. Спасшись от безжалостных клинков и тяжелых подкованных копыт, они, не видя на первых порах преследования, постепенно сбивались в кучки, останавливались, обсуждали друг с другом внезапный жуткий разгром и задавались извечным чернышевским вопросом: «что делать?». Из командиров спасся лишь один лейтенант Карпенко, но он находился со своей почти полностью вооруженной винтовками группой в самом начале колонны, а на остальном протяжении остались в живых только три отделенных командира из второго и третьего взводов.

Спасшиеся стрелки слегка успокоились, кое-кто даже нервно задымил папиросками и самокрутками. Что именно делать они еще не решили, но верилось, что самое страшное для них уже позади: в лесу конница не пройдет, а скоро, глядишь, и наши наступающие следом части подтянутся. В том числе и танки. Увидят их разгромленную колонну – остановятся. Поляки ускачут, как с намазанными скипидаром задницами, если, конечно, не дураки с броней воевать. Тогда уж можно будет и им обратно на дорогу спокойно выйти. А пока отдохнем, славяне, успокоимся, покурим.

Но через время со стороны дороги послышались приближающиеся польские выкрики и выстрелы. Вызвавшиеся разведать добровольцы донесли, что от шоссе движется спешенная польская цепь и постреливает перед собой из карабинов. Естественно, решили отступать дальше, но уже вместе – не разбегаясь поодиночке.

Лейтенанту Карпенко не удалось принять командование над всеми спасшимися в лесу красноармейцами, к его небольшой и уже слаженно (хоть и не очень метко) отстрелявшейся группе присоединился еще примерно десяток безоружных бойцов. Узнав про наступающую от шоссе польскую цепь, лейтенант открыл планшет, достал палетку и сверился с картой. Лесок, где они прятались, был очень небольшой: сотни три метров вдоль дороги и буквально две сотни вглубь. А по сторонам – поля. Правда, еще примерно метров через сто пустого пространства лес начинался опять и на этот раз уже довольно крупный. Что-то паны задумали. Наверняка. Если они их выдавят цепью из этого лесочка – на пустом месте перебьют как зайцев. Там от конницы опять не спрячешься и не отобьешься. Разве что, успеть пробежать эти чертовы сто метров, пока поляки не выйдут на опушку и не станут бить в спину. В большом лесу можно и спастись – правда, если паны не заготовили еще какую-то пакость на вот этой вот стометровой прогалине.

Лейтенант собрал свой небольшой, в два десятка, отряд; построил; кратко объяснил ситуацию; скомандовал: «За мной. Бегом» и, сверившись по компасу, быстро потрусил, во главе его параллельно шоссе, надеясь ускользнуть от надвигающихся слева загонщиков. Тропинки в нужном направлении не было – бежать приходилось, петляя между деревьями и продираясь сквозь кусты. Когда он услышал приближающихся от шоссе покрикивающих и постреливающих поляков – взял направление немного правее, надеясь, все-таки, успеть обойти вражескую цепь, до того, как она к ним приблизится.

Крики и выстрелы стали доноситься чуть глуше, пока они продирающихся в зарослях шагом поляков опережали. Вскоре, бежавший первым с наганом в руке командир, заметил, что деревья и подлесок редеют – впереди проглядывает зеленеющее чем-то не убранным, похоже, капустными кочанами поле. Он остановился и молча поднял руку, продолжая глубоко дышать, – запыханные красноармейцы в пропотелых гимнастерках сгрудились за ним. Тихим голосом Карпенко приказал своему отделенному командиру Сидоренко осторожно приблизиться к опушке и разведать обстановку, себя не обнаруживая. Остальным разрешил присесть, но не расслабляться – быть на стороже. Категорически запретил курить, бряцать оружием и громко разговаривать.

Через несколько минут вернулся быстрый в движениях кадровый Сидоренко.

– Там, товарищ командир, грунтовая дорога между лесом и полем, – тихо доложил он. – На дороге верхоконные патрули по три человека. На расстоянии примерно в полсотни метров друг от дружки.

– Где ближайшие? – спросил Карпенко.

– Один в десяти метрах слева, – махнул рукой Сидоренко, – а другой метрах в сорока справа. А на шоссе, где-то с полкилометра отсюда, два наших броневика пушечных, наверное, из колонны и полуторка пустая. Похоже, тоже вырвались. Стоят, не стреляют; кто-то из люков в бинокли смотрит.

Лейтенант разделил отряд на три части: безоружным велел достать из чехлов малые пехотные лопатки или штыки (что кому сподручнее для рукопашной) и держаться позади, пятерым обладателям винтовок поручался левый ближний патруль, а шестерым – правый дальний. Винтовки с предохранителей снять здесь. Тихонько, не хрустя ветками и не высовывая наружу штыки, занять позиции за деревьями и кустами. Разбиться парами, чтобы на каждого поляка приходилось двое. Сидоренко стреляет в одиночку. Стрельбу вести с колен. Огонь залпом по команде. После залпа безоружные бойцы выбегают на дорогу и подбирают трофейные карабины, добивая раненых. Подсумки с патронами тоже не забывают. А также, сабли и, если будут, ручные гранаты и пистолеты.

Отряд тихонько выдвинулся на позицию, прячась за деревьями и густыми кустами; послушно растянулся вдоль опушки лесочка; распределил между собой цели и по негромкой команде командира дал нежданный поляками залп. Залп, против всех сомнений, удался. Оба патруля, все шесть улан, опрокинулись в седлах. Кто упал на землю, кто застрял в стременах, кто обвис на шее у коня. Убитые, раненые – не важно. Плохо, что двое коней поволокли своих застрявших сапогами в стременах всадников по проселку и их карабины, висевшие наискось за спинами, подобрать не удалось. Остальные четыре маузеровских карабина с загнутыми вниз рукоятками затворов достались прытко набежавшим из леса красноармейцам. Это, не считая сабель и гранат в брезентовых сумках.

На выстрелы споро отреагировали остальные польские разъезды. Вытащив из-под левых бедер сабли, подвешенные в ножнах под лопастями седел, они пустили лошадей в галоп, сгорая от желания, как можно скорее порубать на части русских бандитов, подло из засады расстрелявших их товарищей, а теперь еще и нагло подбирающих оружие. Если бы они не так сильно горели этим желанием, а додумались достать из-за спин собственные карабины и стрелять издали, не приближаясь, – у них бы оставался значительный шанс поквитаться и при этом остаться в живых. Но с саблей наголо на подбирающую оружие приманку , не подозревая о другом десятке русских бандитов , засевших в засаде с уже нацеленными на них винтовками…

Первый же залп смел двух уланов из левой более близкой тройки и одного из приближающейся справа. Справа также упал на всем скаку подстреленный конь, выбросив на дорогу кувыркнувшегося и потерявшего сознание всадника. Пока красноармейцы слаженно передергивали затворами, наскакивающего левого кавалериста с близкого расстояния снял тремя выстрелами из нагана сам лейтенант; а еще один правый, видя бесславную гибель товарищей, вздернув на дыбы, осадил свою каурую кобылу; развернул и, припав к ее шее, пустил с места в карьер, скрываясь за поднявшимся пыльным шлейфом, выбитым копытами. По нему стреляли уже вразброд, да так и не попали. Доскакав до кромки леса, спасшийся поляк резко свернул вправо и скрылся из глаз.