Павел Кольцов - Цикл «Как тесен мир». Книга 2. Миролюбивый поход

И что один Лева может поделать в такой ситуации? С одной только сабелькой в руке напасть сразу и на довольных безнаказанным расстрелом пулеметчиков, и на конных поляков, и на пеших с карабинами наизготовку? Добежать до них, может, он и успеет. Тут метров десять будет. Одного-двух, скорее всего, и срубить успеет. Но на открытом месте кто-нибудь непременно успеет его пристрелить: вон, у пеших панов карабины уже взяты на руку. Видать, и патроны уже в стволах – наших ребят, кто недостреленный, добивать приготовились.

Внезапно где-то слева от Левы грохнул недалекий залп. Следом защелкали разрозненные выстрелы. Донеслись слегка заглушенные расстоянием крики. Поляки у пулемета заволновались, что-то им не понравилось, что-то явно пошло не так; они повернули треногу пулемета левее, пригнулись и дали короткую очередь вдоль кромки леса. Первый номер подкрутил наводку и опять застрочил. Неожиданно для Левы, оттуда ответили – череда пыльных фонтанчиков легла в нескольких десятках метрах впереди пулемета – недолет (это, если по-артиллерийски). Опять длинно застрочили в отместку проклятые паны. Следующая ответная очередь прошла уже над поляками – перелет. Верхоконные не стали ждать случайной пули и порскнули вправо, от огня подальше, за близкую, как оказалось, окраину леса; за ними, нахлестывая коней, погнал армейскую повозку и заволновавшийся немолодой возница. Пешие паны с карабинами попадали на поле, где стояли, и пригнули головы.

Лева понял, что это его шанс. Он молча выскочил из-за деревьев на широкую прогалину весь перемазанный чужой людской и конской кровью, с саблей в могучей ручище, еще до того, как фонтанчики выбитой земли перестали плясать за поляками. Пулеметчик повел очередь влево, от леса, и Лева разъяренным зверем, в честь которого был, наверное, и назван, налетел со спины на ничего не подозревающих лежащих врагов. Первому он косым ударом глубоко рассек спину от плеча к позвоночнику; снес, как кочан капусты, приподнявшуюся на шум голову вместе с каской второму; отрубил по плечевой сустав левую руку третьему; пнул своим здоровенным перепачканным кровью и землей ботинком в лицо встающего четвертого, вминая носовой хрящ и зубы ему вовнутрь; перехватил свободной ручищей наставленный на него ствол карабина у пятого и насквозь проткнул ему грудь, кроша ребра и рассекая легкие. Солдаты с карабинами закончились – пришла очередь лежавших за пулеметом.

Первый номер, поднявшись на корточки, лихорадочно разворачивал пулемет, не трогая саму треногу, серая холщевая лента, набитая блестящими золотистыми патронами змеилась вслед за ним из оставшейся на прежнем месте зеленой железной коробки. Второй номер, сидя на земле в неудобной позе, вместо помощи наводчику, судорожно пытался расстегнуть коричневую кобуру. Он был ближе к Леве и первым принял наискось рассекающий грудь опустившийся клинок. Кобуру поляк расстегнуть все-таки успел, воспользоваться своим револьвером – нет.

Первый номер, наконец, довернул пулемет, но Лева, уже шагнув ближе и подставив свое мощное бедро под толстый водяной кожух сбоку, оказался для него в мертвой зоне. Картина маслом, как говорят в Левиной Одессе: залитый черной на обмундировании кровью, тяжело дышащий и плотоядно ухмыляющийся здоровенный верзила с беспощадным клинком в опущенной руке и напротив – сидящий на корточках перепуганный молодой поляк в низко надвинутой на глаза каске.

– Что, хлопчик? Страшно небось? – зачем-то спросил Лева, – Это тебе, курва панская, не безоружных в спины расстреливать.

Двумя руками не желающий умирать поляк все пытался довернуть ствол своего пулемета на никак не должного находиться здесь русского – столбом вросшая в землю ножища в грязном ботинке 45-го растоптанного размера никак не позволяла ему это сделать.

Тогда струсивший наивный поляк, очевидно, вспомнив о цивилизованных правилах ведения войны, решил сдаться. Он поднял грязные ладошки вверх и что-то, непонятное Леве, залопотал. Хищно ощерившийся Гороховский махнул слева направо трофейным клинком и с легкостью отсек ему предплечье правой руки и голову с удерживаемой ремешком каской. И мгновенно обернулся на топот копыт за спиной. Из-за леса на рысях вынеслась тройка верхоконных, скрывшихся там недавно от пулеметных очередей лейтенанта Карпенко. Уланы, развернувшись в короткий ряд, неслись, сверкая саблями, еще не испившими красноармейской крови в этом бою. Пулемет был, как по заказу, повернут срубленным пулеметчиком почти в их сторону. Лева воткнул клинок хорошо послужившей ему сабли в мягкую землю и, сделав широкий шаг, оказался у казенной части скорострельного оружия; припал на одно колено, инстинктивно схватил ручку на затыльнике и надавил вверх спусковой крючок – короткая очередь вздыбила землю перед наскакивающими лошадьми. Крайние уланы, уходя от пулеметного огня, повернули коней в разные стороны, намереваясь охватить его сразу с двух боков. Средний всадник опустил саблю и резко придержал своего жеребца, вздернув на дыбы.

Не зная, как меняется вертикальная наводка первый раз видимого чужого станкОвого пулемета и, не имея ни мгновения на разбирательство, Лева опять применил свой главный козырь – чрезмерную силу. И не такие тяжести еще недавно играючи перетаскивал портовый амбал в родном одесском порту. Что ему эта раскоряченная на трех трубчатых ножках железяка пуда на три, не больше? Он просто, не отпуская правой рукой рукоятки на затыльнике, подхватил левой, размером чуть ли не с лопату, лапищей толстую трубу заполненного горячей водой кожуха снизу, встал на ноги и, не то чтобы, как пушинку, но и, не падая от чрезмерного усилия, взял пулемет наперевес вместе с растопыренной треногой.

Слегка початая холщовая лента, набитая патронами, большей частью выскочила из железной коробки и зазмеилась по земле. Лева повернулся направо и дал неприцельную очередь чуть впереди улана – пулемет громко забился в его ручищах пойманной рыбиной, жадно заглатывая ленту. Фонтанчики начали вздыбливаться слишком близко – Лева слегка приподнял ствол – поляк рухнул вместе с дико заржавшим простреленным на всем скаку конем. Повернув влево, он спокойно срезал короткой очередью снова атакующего его центрального (и тоже вместе с конем) и, не экономя, десятком пуль прострочил в грудь опасно наскочившего на него и уже занесшего было клинок третьего. Тишина. Порожний конец ленты расслабленно свесился и лег на густо усыпанный пустыми блестящими гильзами чернозем; вторая, еще плотно набитая патронами трехметровая часть, слегка покачиваясь, провисла между своим железным коробом и пулеметом.

Не видя больше нападающих, Лева бережно поставил так удачно пригодившийся ему станкОвый пулемет обратно на землю. За спиной послышался глухой топот бегущего по мягкой почве человека – Лева настороженно обернулся. Подбегал красноармеец в окровавленной на боку гимнастерке. Видно, упал раненый под польской очередью, да и замер, притворившись убитым, а теперь, похоже, тоже решил поучаствовать.