Павел Кольцов - Цикл «Как тесен мир». Книга 2. Миролюбивый поход

Прежде безоружные красноармейцы, дорубив малыми лопатками или доколов длинными четырехгранными штыками упавших кавалеристов, обзавелись трофейными карабинами почти поголовно, не хватило только троим – им пришлось довольствоваться лишь гранатами и саблями. Судя по звукам, пешая цепь загонщиков приблизилась. Лейтенант построил взбодрившийся успехом, без потерь повоевавший отряд; от души похвалил; приказал, не выходя на дорогу и, не растягиваясь, колонной по два, бежать за ним вдоль кромки леса; а отделенного Сидоренко и еще одного сообразительного коренастого красноармейца Кузнецова послал головным дозором вперед.

Почти добежав до конца леса, Сидоренко обернулся и рукой скомандовал отряду остановиться, а сам с товарищем пригнулся и нырнул направо в кусты – разведать обстановку на противоположной от шоссе стороне леса.

Лейтенант Карпенко тоже спрятал свой небольшой отряд глубже под защиту зелени и стал ждать дозорных. Цепь загонщиков отстала: поляки, в отличие от красноармейцев, шли, а не бежали; да еще и не по дороге, а продираясь сквозь заросли. Небольшой запас времени по любому у них оставался. Резко и громко впереди затарахтели длинными очередями два пулемета. Один буквально там, где скрылись дозорные, другой – дальше, гораздо правее.

Вернулся взбудораженный праведным гневом отделенный.

– Эти с-суки там пулеметы поставили, – злобно скрежеща зубами, выдавил он, – станкОвые, на треногах. Один в этом углу, прямо за опушкой, метрах в десяти, а второй – в том конце посадки, его только по звуку слышно, – он махнул рукой, объясняя. – Наши солдатики, кто на шоссе уцелел и в лес дернул, на прогалину выскочили, чтобы до следующего леса успеть добежать, а они, гады, с двух стволов во фланг и спину перекрестным огнем… Все легли. Кого не подстрелили – цепь подойдет – прикончит.

– Где Кузнецов? – спросил лейтенант за второго дозорного.

– А Кузнецова я там оставил, – мотнул головой Сидоренко, – наблюдать.

– Проводи – хочу сам посмотреть, – сказал Карпенко. – Остальным можно присесть, но быть настороже. Не курить. И не шуметь.

Ближний пулемет стоял метрах в десяти от кромки леса, недалеко от проселка. Своим толстым кожухом с водяным охлаждением он напоминал знакомый красноармейский максим, но был без щитка и на треноге. Стрельба уже прекратилась и пулеметный расчет, не спеша и весело переговариваясь, как после добротно выполненной работы, заменял ленту. Рядом, возле армейской повозки защитного цвета, топтались еще несколько пеших солдат с карабинами в руках, и сидели в седлах, о чем-то громко совещаясь, четверо верхоконных. Дальше, на расстоянии в 20-30 метров, темная полоска земли была густо усеяна неподвижными телами в красноармейской форме. Это были расстрелянные на бегу безоружные спасшиеся от сабель и копыт красноармейцы. Четверка конников внезапно повернула коней, пришпорила и рысью вынеслась на проселочную дорогу, вдоль которой еще недавно бежал небольшой отряд Карпенко. Теперь дорога была пустынна, но всадники, вытянув из-за спин карабины, поскакали к месту бесславной гибели своих товарищей.

– Значит так, Сидоренко, – обратился лейтенант к своему отделенному командиру, – берешь себе под команду семь человек с винтовками и устраиваешь засаду у дороги. Остальных посылаешь сюда ко мне. Сам сидишь тихой мышкой и ждешь, когда всадники, услышав здесь нашу пальбу, рванут обратно. Тут-то ты их и расстреляешь из лесу. Можешь и трофейными гранатами забросать. Напоминаю: распределишь по два стрелка на одного верхоконного.

– Всех порешим, товарищ командир, – люто сверкнув глазами, пообещал Сидоренко – лейтенант ему поверил.

Карпенко отошел чуть вглубь лесочка, навстречу своим бойцам, и, когда они приблизились, негромко поставил боевую задачу. Пехотинцы, уже поверившие в боевое умение и удачу своего командира, взбодренные духом от удачной стрельбы, согласно покивали головами и, стараясь не шуметь, двинулись на исходную позицию.

От слаженного прицельного залпа полегли, хотя и не замертво, почти все поляки: и пулеметный расчет, и остальные, вплоть до ездового, сидящего на облучке армейского фургона. Лейтенант остался в лесочке – наблюдать, а красноармейцы в молчании и гневе выскочили на широкую прогалину и безжалостно добили оставшихся врагов: кто был с родной трехлинейкой – докалывал игольчатым штыком; кто завладел трофейным карабином – проламывал лица под польскими касками железными затыльниками прикладов (поступали так не для экономии патронов, а от обуявшей души лютости); неумелые обладатели сабель – рубили почем попало, дробя кости и рассекая мягкие ткани, мучительно мстя панам за покрошенных такими же клинками товарищей.

С дальнего конца прогалины, с нескольких сотен метров, с опозданием (видно, тоже ленту меняли) ударил очередью второй польский пулемет. Его поторопившийся наводчик после расстрела безоружных красноармейцев оставил прежний прицел и пули не долетели, а лишь вздыбили невысокие фонтанчики земли метрах в двадцати. Недолет. От очереди все красноармейцы на всякий случай попадали на рыхлую почву убранного поля, где стояли. Дальний поляк-пулеметчик, подкрутив колесико тонкой вертикальной наводки, слегка приподнял ствол – следующая короткая очередь легла ближе, уже метрах в пяти.

– Все назад! – закричал лейтенант Карпенко бойцам, а сам, наоборот, выскочил, пригнувшись, им навстречу к отбитому у врагов станкОвому пулемету. Перед смертью пулеметчики таки успели вставить новую холщевую ленту с патронами – ее металлический кончик свисал справа из приемника. С красноармейским максимом лейтенант был на ты – надеялся и с этим его, явным родственником суметь разобраться. Он упал на живот позади трофея и первым делом подпихнул поближе перед собой два мертвых тела, соорудив из них некое подобие бруствера.

Потом, не поднимаясь с земли, рассмотрел снизу казенную часть раскорячившегося на треноге трофея. От знакомого максима он все-таки отличался: рукоятка управления огнем была всего одна, а не две; вместо привычной гашетки – горизонтально торчащий из затыльника спусковой крючок; ручка для перезарядки не качающаяся, а двигающаяся в продольном пазу. Ладно, ничего особо сложного быть не должно.

Карпенко обхватил ладонью выступающую рукоятку и надавил спусковой крючок вверх – ничего не произошло – похоже, затвор еще не взведен. Его противник с дальней части прогалины еще немного приподнял прицел – некоторые пули, простучав сначала по земле, противно зачмокали, вонзаясь в мертвые тела пулеметчиков и слегка теребя их. Карпенко плотнее вжался в землю, пережидая. Когда враг замолчал, он, по-прежнему не поднимаясь, с усилием передернул назад рукоятку заряжания, металлический кончик ленты при этом слегка опустился вниз. Опять нажал на спусковой крючок – пулемет наконец-то громко и тряско забился на станке. Годится. Разобрался. Теперь бы еще гадов к земле прижать.