Павел Кольцов - Цикл «Как тесен мир». Книга 2. Миролюбивый поход

– Товарищ командир! – похлопал отделенного, в очередной раз передергивающего затвор своей мосинки, по плечу Плахотнюк, – паны скачут! Во весь опор скачут!

Рязанцев дослал очередной патрон в ствол, оставил винтовку лежать на земле и повернулся назад: прямо на него во всю ширь дороги накатывалась галопом кавалерия. Сабли над головами не сверкали, в такт подпрыгивающие в седлах всадники держали поводья обеими руками. Над их левыми плечами колыхались густым лесом короткие дула карабинов. И как десяток красноармейцев с винтовками и одним ручным пулеметом может их остановить? Мать-перемать. Стопчут, не останавливаясь, и имени не спросят. Тудыть-растудыть. И броневики не помогут: съехали к реке и бьются с немцами. Так их тоже растак.

– Беги к лейтенанту, – крикнул отделенный командир Плахотнюку, – предупреди.

Красноармеец выбрался из неглубокого окопа и, слегка пригнувшись, с длинной от примкнутого штыка винтовкой в опущенной руке побежал к броневикам. Остальные бойцы тоже начали оглядываться назад и вопросительно посматривать на командира.

– По панам не стрелять! – громко крикнул Рязанцев. – Если, конечно, первые не начнут рубить и топтать.

Плахотнюк сбежал вниз к часто и громко бьющей из башенного орудия машине лейтенанта и звонко застучал в кормовую броню толстым железным затыльником приклада, сбивая защитную краску. Никакого ответа. Плахотнюк прислонил к броневику винтовку и залез, став на подножку, на заднее крыло. Дождавшись очередного, совсем уже оглушительного вблизи, пушечного выстрела, надрываясь, закричал в вентиляционное отверстие:

– Товарищ лейтенант! Это Плахотнюк! Откройте!

Иванов услышал, цилиндр панорамного перископа на верху башни повернулся и уставился своим утопленным зеркалом на красноармейца. Слегка приоткрылся люк:

– Чего тебе? – спросил, не высовываясь наружу, лейтенант. Сверху над ними просвистели очередные огненные трассы немецких снарядов – Плахотнюк предусмотрительно лег на башню, прижав лицо к едва приоткрытому люку.

– Поляки сзади толпой скачут. Что делать?

Иванов еще чуть приподнял крышку и высунул над задним краем башни буквально одни глаза. Поляки уже доскакали до конца леса и дружно спешивались, передавая поводья коноводам. На советские окопы по сторонам от дороги они демонстративно не обращали никакого внимания.

– Передай Рязанцеву: ничего не делать. Все равно уже поздно. Посмотрим, что будут делать они.

Совсем рядом пронеслась близкая трассирующая очередь, в этот раз пулеметная, едва не сметя на тот свет Плахотнюка. Иванов захлопнул крышку и вернулся к орудию, а Плахотнюк спрыгнул вниз, подхватил прислоненную к борту винтовку и, пригибаясь, поспешил к своим товарищам. Ему навстречу, рассыпавшись в густую цепь, бежали спешившиеся уланы с карабинами в руках. Плахотнюк остановился, взяв трехлинейку с примкнутым штыком на руку (если и погибнуть – то в бою). Но поляки, держа карабины наперевес, оббегали его с двух сторон, как столб, не обращая никакого внимания, и залегали вдоль начала пологого спуска к реке. Убедившись, что панов можно не опасаться (во всяком случае, пока) и уже поздно спешить к Рязанцеву с приказом Иванова «ничего не делать», Плахотнюк закинул ремень винтовки на плечо и двинулся спокойным шагом к своим окопам.

Красноармейцы его отделения перестали вести бесполезный огонь по немцам, из боязни попасть по мелькающим перед ними спешенным уланам, и поднялись в окопах во весь рост, крутя головами по сторонам. Случайно это было или по приказу, но поляки их полностью игнорировали.

Уланы действовали спокойно и слаженно, как на учениях: пока спешенные кавалеристы залегали, выставляя перед собой карабины и ручные пулеметы на откинутых сошках вдоль покатого берега, коноводы отвели лошадей в лес по обе стороны от дороги, освободив шоссе и обочины. Следом за кавалерией вынеслись к мосту запряженные цугом четверки лошадей с низенькими противотанковыми «бофорсами». Расчеты умело, не тратя лишних секунд, поснимали орудия с передков и разгрузили возимый в них боезапас в металлических лотках – упряжки с артиллерийскими передками тотчас умчались под прикрытие деревьев от греха и немцев подальше. Пушек было шесть – целая батарея. Артиллеристы, оценив полезный пример Советов, вручную слегка скатили их вниз по склону, уменьшив, насколько возможно, видимую немцам с того берега и без того небольшую высоту орудий. Расчеты слегка подкопали лопатами грунт, углубив колеса до упора, вбили сошники разведенных в стороны станин, подтащили снарядные лотки и по команде своего капитана открыли частый огонь.

Немцы, потеряв вместе с командирской машиной и своего командира, припозднились с открытием огня по новым участникам боя. Поляки развернулись с минимальными потерями и вступили в схватку. Спешенные уланы: часть, лежа густыми рядами вдоль берега, а часть, спустившись слегка по откосу вниз и с колена – открыли густой ружейно-пулеметный огонь по пешим германцам, сопровождающим броневики. Хоть стреляли поляки (каждый в отдельности) и не намного лучше красноармейцев Рязанцева, но количество – есть количество. Рой пуль, густо просвистывающих мимо и время от времени находящих тела товарищей, впечатлил немецкую мотопехоту – они залегли. В двух немецких бронеавтомобилях заряжающие сменили 10-зарядные магазины с бронебойными снарядами на осколочные и принялись обстреливать еле видимые из-за обреза западного берега, часто пыхающие огнем польские 37-мм пушечки.

Иванов, наконец, впечатал бронебойный снаряд прямо в капот своему противнику – немец еще немного проехал по инерции, остановился и слегка задымил, но продолжал коротко огрызаться из башенной автоматической пушки, правда, каждый раз промахиваясь. Внезапно лейтенант, наводящий перекрестье прицела на башню неподвижного врага, расслышал чужую пушечную пальбу совсем рядом. До него дошло, что и ружейно-пулеметный огонь стал в разы гуще: одно пехотное отделение такую какофонию произвести не могло в принципе. Поляки? Он еще не успел нажать педаль спуска, а в немца уже явно попали два снаряда: один дал сверкнувший искрами от корпуса рикошет, а другой метко поразил башню. Из обездвиженной подбитой машины вывалились остатки экипажа в черных мундирах и, пригибаясь, поковыляли назад. Иванов, так и не нажав педаль спуска, отодвинулся от телескопического прицела и глянул в прикрытую триплексом заднюю щель. Насколько ему позволял угол обзора, он увидел позади массу поляков и лежа, и с колена бьющих из карабинов по тому берегу. А в левую боковую щель он разглядел на глинистом пологом откосе, чуть повыше его машины, и две противотанковых пушки с низко пригнувшимися расчетами, явно ставших в этом бою с немцами на советскую сторону. Это удивляло, но радовало.