Павел Кольцов - Цикл «Как тесен мир». Книга 2. Миролюбивый поход

Рота медлительных «двадцать шестых» капитана Курлова в плотном взаимодействии с приданной пехотой неумолимо прорывалась к центру города прямо по шоссе, прокладывая себе путь башенными орудиями, пулеметами и гусеницами. Красноармейцы, прикрываясь броней, не давали огнем винтовок и ручных пулеметов приблизиться к своим танкам вражеским солдатам-поджигателям с бутылками в руках. А танки, часто по заявке своей пехоты, уничтожали прижимающие ее к булыжной мостовой пулеметные гнезда в окнах домов и на чердаках. Баррикады, перегораживающие шоссе, сперва взрыхлялись поставленными «на фугас» снарядами на прямой наводке, а потом, проверенные пехотой на предмет затаившихся поджигателей, раздвигались стальными клепаными корпусами и давились узкими гусеницами.

Две выживших бронемашины взвода Иванова вошли в Хелм во втором эшелоне позади бэтэшек лейтенанта Гординского в сопровождении спешенной пехоты Карпенко. Им приказали отделиться от танков, свернуть в одну из боковых улочек и прочесать ее на предмет польских опорных пунктов; если встретятся – уничтожить, если нет – следовать в общем направлении на запад. Также по другим боковым улицам расползлись, в сопровождении пехоты, танки остальных рот и оставшиеся БА-10.

Броневик Иванова с опущенными на окошки бронезаслонками и прикрытым башенным люком медленно катил посредине булыжной мостовой на первой скорости. Отделение Сидоренко, разбившись на две группы, шло гуськом параллельно бронемашине по тротуарам, внимательно оглядывая окна и крыши многоэтажных домов на противоположной от себя стороне. Одну такую группу вел отделенный, а другую возглавил сам комвзвода Карпенко. Метров через десять в таком же построении шла машина Дементьева и отделение Осташкевича.

Следом двигались три полуторки, в кузовах которых расположилось, распределившись по нескольку человек, отделение Рязанцева. На крыше первого грузовика, который вел седоусый Величко, верзила-пулеметчик Дрокин растопырил сошками свой ДП; его второй номер присев на поперечную лавочку и заранее откинув крышку железной коробки с запасными дисками, внимательно поглядывал на проплывающие справа дома, сжимая в руках винтовку. Еще двое бойцов сидели у бортов спиной к движению и наблюдали назад. Вторую машину усилили трофейным ручным пулеметом Браунинга (чего зря добру пропадать?). А из арьергардной грозил назад станкОвый длинноствольный гочкис на закрепленной в кузове треноге.

В броневиках, еще ни разу не выстреливших при штурме Хелма, пушки были заранее заряжены осколочными выстрелами; выключены стопоры башен и орудий; пулеметы сняты с предохранителей и их затворы отведены назад, за шептала; экипажи настороже: только укажите цель – моментально влупим на всю катушку. Сопровождающие пешие красноармейцы сжимали в руках винтовки с примкнутыми штыками и загнанными в стволы патронами; их глаза под козырьками касок напряженно рыскали по зданиям на противоположной стороне. Улица вымерла, окна домов закрыты – кое-где и ставнями – и задернуты, от греха подальше, занавесками. Доброжелательно встречающих местных жителей, как это часто бывало по ту сторону Западного Буга, почему-то не видно. Ладно, перебьемся и без ваших приветствий, лишь бы не стреляли и не бросали гранаты с бутылками вместо охапок цветов.

При таком единодушии в закрытии окон, естественно, обращали на себя повышенное внимание створки распахнутые. С чего бы это? Невысокий, но широкоплечий красноармеец Кузнецов сам не знал, почему он прикипел взглядом к одному такому окошку на третьем этаже дома напротив. Он как уставился на него, так больше никуда и не смотрел, даже под ноги, пока не поравнялся с ним. Кузнецов уже было решил перестать пронизывать его взглядом – не оглядываться же ему и не идти задом наперед, как увидел в окне любопытного парнишку в цивильной одежке и успокоился; даже руки на винтовке расслабил. Хоть и успокоился, но на парнишку зачем-то смотреть продолжил и даже улыбнулся ему, поймав его встречный взгляд. Но парнишка улыбкой не ответил и, как показалось Кузнецову, глянул с нешуточной ненавистью.

Интуитивно Кузнецов задержал шаг, пропуская мимо себя боевых товарищей, и повернулся к недовольному парнишке всем телом, зачем-то приподнимая к плечу винтовку. Заметя его движение, остановился и пулеметчик Соколовский с тяжелым дегтяревым на ремне через плечо наперевес, который он придерживал двумя руками за шейку приклада и отогнутую влево сошку. Темное окно, откуда злобно любопытствовал парнишка, внезапно осветилось снизу из-под подоконника; вроде парнишка зажег зачем-то днем керосиновую лампу. Кузнецов, не успев подумать, на инстинкте, молниеносно прижал приклад к плечу и, почти не целясь, пальнул вверх. Он не попал, но парнишка отшатнулся от встречного выстрела вглубь комнаты. Запоздало громко забился тяжелой дрожью пулемет в сильных руках Соколовского, бесполезно кромсая свинцом потолок на третьем этаже, смутно белеющий через оконный проем.

И вот из окна все-таки вылетела бутылка с примотанной к горлышку пылающей тряпкой, чего Кузнецов подспудно и опасался. Парнишка, отогнанный от окна выстрелами, не смог бросить прицельно, и бутылка, перелетев броневик Иванова, жарко расцвела высоким огненным грибом на узком тротуаре. Красноармейцы, предупрежденные стрельбой, успели поднять головы, увидеть вылетающую бутылку и рассыпаться в стороны. Только одному, слегка запоздавшему, горящие капли бензина попали на галифе и брезентовую обмотку, но его товарищ, быстро успел сбить пламя своей выдернутой из-под каски пилоткой. Малолетнего поджигателя поздно выпущенные пули, скорее всего, не задели. Оставлять такого «доброжелателя» в тылу не хотелось, и лейтенант Карпенко крикнул отделенному Рязанцеву послать двух красноармейцев наверх – разобраться на месте. Не хрен, тем более гражданскому, поджигать нашу бронетехнику. А малый возраст – ему не защита. Как бутылку бросать – так считал себя взрослым.

Отряд продолжил движение, а крепкотелый надежный Плахотнюк и несуразный лопоухий боец Пырин, который весь бой с немцами просидел под мостом, охраняя задержанных, послушно спрыгнули из кузова на мостовую и вбежали в подъезд. На третьем этаже Плахотнюк загрохотал здоровенным кулаком в дверь квартиры, где прятался малолетний поджигатель, напрочь игнорируя кнопку электрического звонка. Никто не открывал, за массивной дубовой дверью сгустилась тишина. Лопоухий красноармеец, обладатель более скромного, чем у товарища, кулачка, тоже решил проявить активность, но воспользовался не голой рукой, а толстым железным затыльником приклада. От его ударов дверь глухо заухала, отдаваясь эхом в подъезде, но открывать ее хозяева все равно не спешили. Плахотнюк остановил лупящего почем зря прикладом товарища: судя по наружным петлям, дверь и открывалась наружу – в середку ее не выбьешь.