Лоран Бине - Цивилиzации

Ответ прибыл спустя несколько дней: доктор Лютер благодарит досточтимое собрание за приглашение, но с сожалением вынужден его отклонить. Монах изволил почтительно напомнить своим корреспондентам об эпизоде, который они, конечно же, не забыли: явившись в недавнем прошлом в заседание Вормсского рейхстага, чтобы предстать перед Карлом V, он узнал, что объявлен в Священной империи изгоем, после чего его похитили неизвестные в темном лесу и он уже решил было, что пробил его последний час. В связи с этим он нижайше просил князей, своих благодетелей, простить его отказ и вверял всех воле Господней.

Атауальпа славился легендарным самообладанием, но по некоторым признакам стало видно, что и он теряет терпение.

Тогда герцог Саксонский предложил ему отправиться в Виттенберг самому. Там он лично организует Верховному инке прием со всеми приличествующими его положению почестями и устроит встречу с Лютером.

Этот тучный человек с заплывшими глазами-полумесяцами, рыжей бородой и коротко стриженной шевелюрой внушал Верховному инке безотчетное недоверие, но, бегло посоветовавшись со своим штабом, правитель предложение принял. Слишком уж манила его империя.

Среди семи выборщиков, голосовавших за назначение императора, было трое священников и четверо князей. Архиепископства Трира, Майнца и Кёльна перешли под его контроль в ходе войны из-за младенца Йохана, в которой Атауальпа успешно сражался на стороне крестьян. Так что эти голоса он, можно считать, получил. Фердинанд унаследовал Богемское королевство, а правитель Курпфальца укрылся в своих восточных землях, потерпев поражение от армии, которую вел Руминьяви. Эти два голоса были не за него. Требовалось заполучить хотя бы еще один. Оставались два избирателя-лютеранина. Судьба Священной империи была в руках герцога Саксонского и маркграфа Бранденбургского.

Инка отправится в Виттенберг в сопровождении Игуэнамоты и Чалкучимы. Присутствовать на встрече будут другие лютеранские князья и все желающие. Да, увидеть такое зрелище не терпелось всей Германии и даже Дании с Польшей.

54. Виттенберг

По дороге открылось много нового. Видели они оборванных крестьян, голодающие семьи, чахнущих детей. Видели людей без носов и ушей. У некоторых на правой руке не хватало двух пальцев. Женщины не произносили ни слова, не плакали, но смотрели вокруг суровыми взглядами, полными ненависти, словно животные, которые загнаны в угол и норовят в вас плюнуть. Какой-то нищий с выколотыми глазами протянул деревянную плошку, когда Верховный инка проезжал мимо. Стражи янакуна хотели прогнать попрошайку взашей, но Атауальпа велел подвести его к своему паланкину. Нищий тряс плошкой, как бубном. Уставив на Верховного инку белые глаза, он произнес: «Господь сострадающий, защити права бедных». Отпущен он был с золотым кольцом и двумя гульденами.

Вскоре кортеж сделал остановку в имперском Нюрнберге, великолепие зданий которого являло разительный контраст с убожеством окрестных деревень.

На дальнейшем пути, включавшем этап до Лейпцига — города, знаменитого своими рынками, — зрелище ничуть не менялось и на мысли наводило прежние. Тут — люди с отрезанными носами, там — блистающая роскошь.

Наконец они прибыли.

Виттенберг был знаменитым центром наук, но во всем отличался от Саламанки.

В городе жили монахи, они носили платья и сновали туда-сюда, как деловитые муравьи: в руках — говорящие листы и футляры, под мышкой — молочный поросенок, каравай или бочонок с пивом, на шее — деревянный крест.

Над замковой церковью возвышалась грозная башня — круглая, увенчанная колючей маковкой, она напоминала перевернутую черную розу и простирала над городом зловещую тень.

На рыночной площади толпились монахи, студенты, торговцы и бабы с ферм. Между ног путались овцы и свиньи.

Сам замок после смерти Фридриха Мудрого пустовал. Там его племянник и наследник и предложил разместиться Верховному инке со свитой, даже прислал им поваров — их отправили обратно. Делегация заняла безлюдный чертог, и Чалкучима немедля отправился к правой руке Лютера — Филиппу Меланхтону, которого Атауальпа не так давно принимал в Гранаде: эпохальная встреча требовала подготовки.

Не было языка, на котором бы не говорил Меланхтон: беседа прошла на кастильском. Собеседник был невелик ростом, приветлив, прятал улыбку в рыжей бороде. И хотя лицо его рано покрылось морщинами, было в нем то юношеское выражение, которое обычно сразу внушает симпатию и доверие, однако эти два чувства оставались почти неведомы Чалкучиме. Зато инкский полководец отметил ум, сквозивший в его приветливости.

Ученый муж и воин, звякнув бокалами, пригубили пиво, приготовленное самим Лютером: похоже, Меланхтона забавляла эта мысль, хотя он не был особо пристрастен к напитку.

Проговорили они до вечера, не обращая внимания на домашнюю суету: старый слуга заходил наполнить жбан с пивом, студенты заглядывали оставить или забрать листы — необычный посетитель будил их любопытство, и они украдкой разглядывали его, прислушиваясь на ходу к обрывкам диалога, который не понимали.

Вот что сообщил инкский полководец, вернувшись с отчетом к своему господину: люди здешние называют себя «протестантами». Они хотят свободно исповедовать свою религию по собственному разумению. Хотят изменить формы поклонения приколоченному богу. Одними обрядами очень дорожат, другими нет. Хотят, чтобы их священники могли жениться, и это уже действующее правило: Лютер священник, а у него есть жена и дети, что в теории запрещено, как и любые плотские связи. Они озабочены вопросом, куда попадут после смерти и как лучше спастись, то есть отправиться на небеса к своему приколоченному богу (который, впрочем, в один прекрасный день должен вернуться на землю — и возможность встречи с ним Чалкучима не исключал), а не под землю, где умершие вечно горят в пламени; но все это не касается одного промежуточного места, которое спустя какое-то время разрешается покинуть, однако при жизни откупиться гульденами от пребывания там не выйдет.

Еще один вопрос, к пониманию которого Чалкучима, по собственному мнению, стал ближе, касался так называемых благих дел. Надо или не надо совершать добрые поступки в надежде обрести спасение? Протестанты твердо верят, что это не поможет и обстоятельства их бытия после смерти абсолютно не зависят от их поведения при жизни. Добрые дела надо совершать бескорыстно, вдохновляясь лишь примером приколоченного бога, а не из желания получить за это награду. Чалкучима не стал спрашивать Меланхтона, как в таком случае приколоченный бог решает, кто спасется, а кому — гореть под землей. Откровенно говоря, местные суеверия интересовали полководца только в той мере, в какой сулили политическую выгоду. Возникающие в связи с ними вопросы и вытекающие моральные проблемы оставляли его равнодушным.