Александр Лекомцев - Надёжный флюгер. Юмористический фантастический роман-боевик

В целях безопасности Рында находился с ними рядом, но в невидимом состоянии. Довольно рисковать! Теперь он будет осторожен. Ведь придет время – и он очень будет нужен Соединенным Штатам Америки. Там, в самом Госдепе, а может быть, даже и на самой лужайке, у Белого Дома, президент ему скажет: "Вы большой и очень необходимый нам человек, пан Рында!". Вами гордится Америка! Вы с нами, значит… Одним словом, всё оплачивается».

Анархисты ели, но не с великим азартом. Пока что гостеприимство Никифора не ведало границ.

– Вы, кушайте без всяких там стеснениев, господа анархисты,– от души угощал не очень желанных гостей Никифор, показывая рукой на чашу с солёными груздями.– И беседу будем продолжать дискуссионную. Так вот, дело своё, господа анархисты, вы усложнили тем, что ваша дамочка в бреду про клад с несметными сокровищами, за коим ваши дружки отправились, очень даже сказала немало. Простительно. У неё ранение, всё ж, почти серьёзное получилось. Без обид разных, нечестивые вы люди, однако.

– Это клад наш и ничей больше! Какой-то китаец, видать, спрятал награбленное добро, а сам, видать, погиб. А теперь клад наш! – вызывающе и категорично заявила Юлия.– Мы его нашли и перепрятали. Он послужат правому делу Свободы!

– Можете убивать, пытать, допрашивать,– сказал очень серьёзно Павел, – товарищи из христианского ЧК, но ни слова от нас больше не услышите! Гриша, всё одно, добудет сокровища. А в противном случае, лучше нам было бы находиться в числе расстрелянных.

– Паша прав,– с грустью сказала Юлия,– уж лучше нам было бы умереть.

– Ваш атаман Тряпицын, грабитель и палач! – громко произнёс Никифор.– А если не он этот клад спрятал с награбленным добром, то это сделал полный подлец и негодяй атаман Семёнов. Он-то всё, что мог, продал…

– Насчёт Семёнова мы согласны,– возразил Афанасий,– но об Якове Ивановиче не надо бы так… Не говори о нём плохо, потому как нам очень грустно делается…

Хотел им возразить Никифор, но не стал, воздержался. Пусть заблуждаются. Ведь иногда через ошибки смертные и приходят люди к… бессмертию души своей. Но чаще всего такое и не случается.

Но Афанасий не унимался. Он встал из-за стола и в гневе заходил по горнице, начал громко и убеждённо доказывать местному атаману, что клад по праву принадлежит анархистам. Он сказал:

– И ещё вот… слушай! Ты, здешний хозяин, Никифор Гаврилович, на чужой каравай рот не разевай! Золото наше! А в твою доброту и ласковость, не взыщи уж, в твоих разбойников я не верю. Да и не боюсь я тебя даже!

– Нечего тут байки разводить и врать нагло! – Всё-таки, взорвался и Корнеев, и его рука потянулась к маузеру.– Не называйте сей клад китайским! Надо же! Да, это один из тайников вашего душегуба атамана Тряпицына! Если вы не прекратите тут орать, то я постреляю вас, как мелких рябчиков! Возьму грех на душу.

– Оно, конечно,– ухмыльнулся Афанасий,– безоружных… можно. Да и отряд тут у вас… превеликий. Понятно, что этот расстрел уже получится.

– Мне, чтобы научить вас Бога почитать, достаточно и… собственного кулака,– уже спокойнее пояснил Никифор. – Вы только представьте, олухи! Я вот со своими людьми, по-вашему, покатился бы на тачанках отсюдова за этим кладом чёрт знает куда. Я что, юродивый какой? Вы должны сообразить, что времени у нас на такие действия не имеется, да и мы… не бедные. Патроны, хлеб, сало всё прочее, слава богу, в полном наличии имеется и не шибко и мало. Так что, заткнись, чернота!

Тут уж от внезапного удивления Рында перестал быть невидимкой. Как же так? Атамана Корнева совсем не интересует золото и бриллианты? Но почему? Ведь ему, как раз, с его лихими воинами, пожалуй бы, и удалось добыть клад.

Всё это сразу же, почти что очень даже храбро высказал Никифору писатель-либерал. От удивления Рында и повёл себя геройски.

Корнеева ничуть не удивило внезапное появление Рынды. Местный атаман был не из робкого десятка. Да и Плотов тут же пояснил, что этот мелкий очкастый гражданин – не что иное, как просто самый натуральный бес, являющийся к добрым и всяким разным людям из ада. К нему надо относится спокойно и учитывать, что эта гнусная сволочь, состоящая на службе американцев, непонятным образом уклоняется даже от пули.

Но Никифор был абсолютно уверен, что странный гражданин, всего лишь, путник и зашёл просто в первую попавшуюся избу. Не убивать же такого, если с дороги устал.

– Садись и ты за стол,– предложил он Рынде.– Подкрепись, чем бог послал, а там уже – и в дорогу. Правда, долго у меня гостить не следует.

От приглашения Рында отказываться не стал и даже что-то стремительно съел. Может быть, даже и часть большой шляпки от солёного груздя.

При этом он сбивчиво и подробно стал объяснять Никифору, кто он и зачем сюда прибыл. Сообщил, что он всех здесь лично придумал, и Корнеев, по его замыслу, должен был с вооружённым отрядом отправляться на поиски клада.

Тяжело вздохнул после этих слов Никифор и с некоторой печалью констатировал, что внезапный гость не простой, а с повреждённым разумом и рассудком. Жаль человека в таком случае, даже если он негодяй.

По этой простой причине здешний атаман угрюмо и с глубоким сочувствием дал Рынде дельный и правильный совет:

– Ты ешь побольше, путник. Это для тебя самое лучшее в жизни. Не всем же считаться умниками, надо иным быть и полными дураками. Греха в таком совсем не вижу. Все под Богом ходим.

После таких слов писатель-либерал окончательно понял, что спорить и что-то доказывать этому человеку что-либо бесполезно. Но он, всё же, начал рассказывать, что американцы – славные ребята, воевали за освобождение негров, против рабства. Индейцев любили.

Почесав подбородок, Корнев ухмыльнулся и сказал:

– Эти сволочи просто прибрали к рукам, по сути, чужие страны. А рабство? Это козырный туз для… мерзавцев. Я грамотный человек, господин путник таёжный, и ведаю, что он сделали со своими индейцами, как расстреливали своих рабочих.

– Я протестую! – вскочил с места Рында.– Я категорически протестую!

– Протестуй,– ответил Никифор.– Я же не против. Тебе можно. Не могу я на убогих обижаться. Но вот если бы ты был американцем… тогда бы я и блаженного бы щадить не сподобился. Не стал бы поперёк своей совести поступать. Им, японцам, китайцам, да и всяким другим, здесь хозяйничать не пристало.

– Вот за это тебя, Никифор Гаврилович, уважаю, малина-земляника,– сказал Плотов. – Это по-человечески и справедливо.

Рынде ничего не оставалось делать, как выпучить глаза. Да как же это так? Что же такое говорит придуманный им Никифор Корнев? Ну, и свиньи же россияне, не желают иметь над собою нормальных, заграничных начальников и господ.

Да разве же мог понять писатель-либерал, что не было и не будет над россиянами господ, прежде всего, иноземных. Правда, имеются и свои, доморощенные. Они всегда были. Но ведь Большая Изба время от времени чистится, и это не секрет для тех, которые прилегли у Глобальной Кормушки, причём, с добродушными улыбками.