Евгений Биктимиркин - Проводник

Не ясно почему, но от Евгения отстали. Возможно, ему все же удалось перед потерей сознания сгустком одной лишь своей воли вызвать столп света, отвлекающий внимание. Возможно, упав в снег, его сочли временно неважным. Как бы там ни было, прошло несколько секунд, а поле битвы переместилось в пещеру, куда так рьяно пробивались брат с сестрой.

Прямо у входа лежал порубленный куараг’зор и мертвый Шаттьях с вывернутой рукой. Проткнув на всякий случай горло кровоточащей твари, и еще слыша доносящиеся из глубин звуки борьбы, Евгений сел поудобнее и ввел себя в состояние, близкое к тому, в котором пребывал при перерождении в обрыве.

Время замедлилось, и без того темный коридор заполнился тягучими тенями. Дух Шаттьяха нашелся сразу. Он был недоволен, жаждал мести. Еще немного и все померкло. Все жизни, как в бреду, и если кто и видел что-либо в этот момент, то только духи, обитавшие среди тесных стен.

Куараг’зор, оглянувшись, встретился глазами и, попятившись, ударил «командира». Шаман отлетел, лишившись одной чужой шкуры и палки с набалдашником. Сородичи посмотрели на диссидента непонимающе.

Та тварь, в которую вселились, подошла к шаману и раздавила череп ногой. Теперь точно безмозглый смертный успел только округлить глаза, да начать прудить в набедренную повязку.

Дальше неумолимая машина приблизилась к стоящему, освободившемуся от влияния шамана существу, приняла в грудь удар и тут же обеими лапами размозжила уродливую башку о ближайший сталагмит.

На все это смотрела последняя живая тварь. При первых шагах в ее сторону, она бросилась наутек, едва не сбив сидящего Евгения. Одержимый погнался за ней, но, увидев дневной свет и поняв, что у трусишки фора, разогнался и попытался прыгнуть. Ничтожество даже на это не было способно и покатилось кубарем по склону. В последний миг перед обрывом из разума существа выбрались, позволяя комку мяса с шерстью дожить свой век, как пожелает.

Евгений очнулся слегка отдохнувшим. Еще были слышны остаточные звуки, наподобие дыхания, отражающиеся эхом от вибрирующих стен. Он пробежал до самого логова дикаря (даже по меркам чингар) и увидел Люциану. Как и по Шаттьяху, трудно было сказать, что именно у нее повреждено – кольчуга со шкурой надежно закрывали ужасы побоища. Она была мертва, судя по всему, уже с минуту – две. Но перед смертью она как следует нашинковала монстров. Похоже, все силы отдала в последнем рывке, обезумев от гнева и жажды крови. Евгению хотелось высосать ее жизненную энергию, чтобы впитать больше хорошего, а возможно и научиться также швырять царапины пространства, но уже было поздно. В принципе, он мог бы даже попытаться воскресить ее, но опять распылился на прагматично-морально-этические вопросы. По его замыслу наиболее подходящей кандидатурой для поглощения являлся Шаттьях, который тоже теперь навеки недоступен. Благо хоть в битве помог.

Хотелось заплакать, но и это не получалось. Вновь подступило обжигающее затылок бешенство, усугубляющееся голодом и опостылевшим запахом сырости, пота и испражнений тупых убогих тварей. Он подумал, что в некоторых условиях и Евгений мог бы уйти на север и одичать, совсем как этот «шаман», недооценивший противника. Да и был ли у него выбор? На его месте многие бы пытались удержать авторитет любым способом – даже заставляя самого себя верить во всесильность палки с ненавистью к иноземцам.

Женя воспользовался тем, что было в пещере. В каком-то смысле группа получила то, за чем сюда шла. Довольно аппетитный кусок чьего-то мяса уже был не дожарен, но все равно поглощен. У Шаттьяха он забрал подзорную трубу, у Люцианы – меч и стрелы, а у дикарей впрок немного хвороста и ломтиков вяленого мяса, висящих неподалеку от костра. На самом деле, там было, чем поживиться, но в снадобьях в мешочках и горшочках Евгений плохо разбирался, а остальное бы серьезно тянуло сумку со спиной.

Он вышел наружу из затхлой и мертвой пещеры и не пожалел времени на тщательный осмотр местности. Каждую гору в округе он просканировал своими взорами: внешним и внутренним. Где-то вдали, на северо-востоке, показалась серая точка и сразу исчезла.

Евгений вновь присел, расслабился и сосредоточился. Да, внутренний голос толкал в ту сторону – ну кто бы сомневался…

Еще один спуск принес немного радости; хождение по горам – очередная модель жизни. Только в жизни чаще именно «блуждание».

Природа знала, что отняла у него очень много, и больше не беспокоила его. А может, дело в том, что теперь он чувствовал себя иначе: незаметнее, раствореннее, и никому ничем не обязанным.

Путь неспешным шагом (хотя тут иного и не бывает) занял несколько часов, и вновь начало темнеть. Обойдя примеченную гору справа, путник осмотрелся, и пред его взором раскинулась совсем уж сюрреалистичная картина: вдоль пологого склона росли деревья, похожие на земные ели; кое-где земля выглядывала из-под снега, словно его здесь постоянно чистят или это место еще не замело; вверх шла отчетливая тропа, а по бокам ее торчали сучья. Теперь не было никаких сомнений, куда следовало идти – туда манило.

Чем выше поднимался персонаж (со временем происходящее все больше напоминало сказку), тем чаще были колья, и становилось спокойней на душе. Зрение вновь позволило себе пуститься в тантрический танец: очертания рябили и раскачивались волнами; на вершинах кольев проявились голубые огоньки, освещавшие дорогу путнику в час столь поздний. Опять проснулись шепоты людей, и шипения животных. Они звали, направляли. С каждым шагом по заботливо протоптанной дороге голоса звучали громче, а огни разгорались все сильнее, раздуваемые несуществующим ветром.

Без сомнений, это место наводило ужас на всех живых существ – здесь не пролетали даже птицы. Хоть оно и скрыто от любопытных глаз, – есть правило: любое место рано или поздно кто-нибудь посещал, посещает или посетит. Тем более, если оно так близко. Свято место пусто не бывает, хотя это скорее походило на проклятое, и, возможно даже шаман со своим зверьем его обходил стороной. Но все это пустяки и домыслы.

В конце тропы стояла невзрачная, средних размеров хижина; в оконцах горел тусклый свет. Евгений распахнул ветхую дверь и зашел, как к себе домой, ощущая уют и безопасность. В момент стало тихо.

Посередине комнаты, занимающей почти все пространство домика, расположился большой и грубый стол. С дальней стороны полукругом стояло пять фигур. Две женщины и трое мужчин. Их лица были скрыты в полумраке, слабые, колышущиеся огоньки свечек порой приоткрывали их абрисы, но точно можно было сказать, что они рады долгожданному гостю – искренние, но немного сдержанные улыбки, а их ауры сияли, как у святых, несмотря на высохшую чужую кровь кое-где.