Евгений Марков - Имперская сказка

Владимир Александрович прибыл в свой дворец на набережной Невы около полуночи. Он никак не ожидал, что жена еще не спит. Но Мария Александрина, высокая полноватая с нервным худым лицом ждала его в кабинете. Последнюю шестую беременность она переносила на удивление тяжело. Опухли ноги, мучила рвота, обрюзгло лицо. Привыкшая к легким предыдущим рождениям детей, великая княгиня была расстроена и не могла уснуть. Владимир искренне беспокоился о здоровье жены, увидев, как она плохо выглядит долго расспрашивал и интересовался мнением врачей. Сама же беременная, прервав раздраженно мужа попросила рассказать о поездке в Гатчино.

– Прием в честь прибытия императора и начала осеннего сезона был очень скромен, всего человек на восемьдесят. Были только офицеры охраны, несколько фрейлин, Воронцовы и Шереметевы. Саша как всегда скуп, в Гатчино у него появилось больше возможности экономить, в Питере он бы вряд ли осмелился дать такой жалкий торжественный обед.

– А его датчанка, наверное, недовольна. Вот уж кто любит выпендриться в куче драгоценностей и танцевать до упаду с гвардейскими офицерами. А как там ее дети, недалекий Ники и хилый Жора?

– Аликс, я тебя много раз просил уважительно говорить о семье императора, и так Дагмар нас не очень жалует. Не хватало еще, чтобы твои разговоры кто-то пересказал брату.

Мария Александровна недовольно фыркнула в ответ на слова мужа.

– Кстати, Ники удивил. Окатил меня грязью, остановив неуклюже рядом со мной лошадь. Хотел я дать ему крепкий подзатыльник, но он посмотрел на меня как волчонок. Промелькнула даже мысль, что в руке то у паршивца хлыст. И я остановил руку. Странно раньше он меня боялся, как огня, а тут никакого страха только ярость в глазах.

– Наверное, датчанка настраивает против нас. Может мальчишка и облил тебя специально!

– Ну Аликс ты преувеличиваешь.

Владимир обнял жену. За последний год его Александрина сильно подурнела и стала еще более раздражительна. Но он даже не пытался найти утешение на стороне. Брат императора ценит мир, покой и вкусную еду. А жена узнай она про измену лишила бы его комфорта. Вот уж кому не занимать воинственности в характере так это Марии Александрине урожденной немецкой принцессе Мекленбург-Шверинской.

Фельдфебель Федор Иванович Плешаков пил. Жена и дети забились в дальние закоулки дома. Когда хозяин вот так напивался один, он был страшен, и не дай бог попасться ему под горячую руку. Огромные кулачища сжимались, глаза налились кровью, а лицо побледнело. В голове ворочались тяжелые мысли. Как же так, ведь раньше служба во дворце ему нравилась. Офицеров Федор ненавидел всегда. Эти заносчивые чванливые твари, благородия! С каким бы удовольствием он ставил их к стенке. Но раньше обучение николашки, как он мысленно называл царевича, мирило его с действительностью. Наследник престола смотрел на него с опаской и уважением. Стрелял вместе с ним в кошек и собак, явно получая от этого удовольствие. Тогда как офицеры в части брезговали заниматься этим, особенно в компании какого-то фельдфебеля. И вот на этой неделе его николашка повел себя так же высокомерно, как самые ненавистные из благородий. И откуда он этого набрался, этот тон и поведение как у его дядьев Владимира и Сергея. Особенно у Сергея, вот уж кто низшее сословие за людей не считает, и каждым своим взглядом и жестом показывает презрение. Точно научился мальчишка у дяди. Кулачища фельдфебеля сжались, с каким бы удовольствием скрутил худую шею, и увидел последний ужас в глазенках. А ведь бывает, что у винтовки Бердана затвор отлетает в лицо стрелка. Правда редко, но, если подпилить… Опрокинув стакан водки, богатырь уронил голову на стол.

Возле арсенального каре гатчинского дворца выстроилась вереница карет. Великолепные золоченые экипажи запряженные огромными стоящими смирно или гарцующими лошадьми с аккуратно заплетенными гривами. Вокруг кавалькады группы всадников. Казаки и кирасиры гвардии охраняют выезд императора. Сегодня в четверг 17 го сентября царская семья отправляется на недельную морскую прогулку в финские шхеры. Камердинеры, кучера, другие слуги создают предотъездную суету между дворцом и каретами. Они выносят из здания какие-то тюки и баулы, видимо забытые или сочтенные необходимыми в последние минуты. В основном их несут в дальние экипажи кавалькады не золоченые, но тоже ярко выкрашенные в красное, синее, белое. Меня удивляет что кареты такие изящные, хрупкие с огромными окнами. Прошло столько покушений, в охране с сотню кавалеристов, а сами коробки экипажей никак не бронированы. Любая брошенная бомба мигом бы разнесла эти хрупкие повозки. Видимо, пассажиры больше заботятся о комфорте. Большие колеса, рессоры наверняка обеспечивают мягкий ход, а стекла прекрасный вид. Обилие резьбы и украшений в особенности на передних золоченых каретах делают их сказочными и несколько игрушечными. Царь явно полагается на обилие кавалеристов охраны, и не обращает внимание на технические аспекты обеспечения безопасности.

Семья уже спустилась вниз. Император выглядит светлым и радостным, даже не таким грузным как обычно. Явно отдых и рыбалка в шхерах его любимое времяпрепровождение. Мама как всегда красива и совершенна, темное и тяжелое дорожное платье ничуть не уменьшает ее прелести и изящества. Джорджи грустен, виновато поглядывает на старшего брата. В последние дни забылась за учебой, играми, моим чтением книг на ночь братишке, его роль в лишении старшего царевича удовольствия морской прогулки. Но сейчас Георгий снова чувствует себя виноватым. Я же наоборот доволен. Все-таки нахождение в чужой семье требует изрядного напряжения душевных сил, а никина память все менее непосредственно помогает. Нет, я по-прежнему помню все, но требуется как бы что-то переключить в мозге чтобы обратиться к чужой памяти. Сейчас чувствую себя по-настоящему подростком в момент отъезда родителей. Грустно, конечно, но зато остаешься один дома, самостоятельным. Да еще в каком доме! Правда, вид стоящего рядом генерала Даниловича живо напоминает мне, насколько ограниченной будет эта самостоятельность. Английские няни с младшими Ксенией и Мишей уже усаживаются в карету.

– Ники, учись хорошо. Григорий Григорьевич не давайте ему спуску, – напутствует отец.

– Не расстраивайся. В следующую поездку мы тебя обязательно возьмем. Будь послушным, – поцеловала меня в щеку мама.

Карета вздрогнула, а лошади шарахнулись, когда тяжелый император ступил на подножку. Я пару минут стоял, маша рукой вслед удаляющейся кавалькаде.

До завтрака оставалось еще полчаса, полуденное солнышко яркое, но не жаркое, нежное, в воздухе пронеслась паутина, прекрасное бабье лето. Генерал-наставник куда-то удалился. Я оказался предоставлен сам себе, практически в первый раз за мое десятидневное пребывание в новом мире. Захотелось обойти первый этаж арсенального каре. Конечно, я уже множество раз пробегал и проходил по его залам и галереям, но всегда с кем то, или куда-то спеша. Сейчас же я чувствовал себя единственным посетителем музея, закрытого на выходной, или подростком рассматривающим новым взглядом родительский дом. Юношей в первый раз, оставшимся дома в одиночестве по случаю отъезда родителей в недельный отпуск на юга. Арсенальный зал, украшенный охотничьими трофеями Романовых, оленьими головами с огромными ветвистыми рогами, висящими на стенах, чучелами медведей, наиболее соответствовал моим представлениям о замке. Будь моя воля именно здесь, под мраморными арками, прекрасными гобеленами, пальмами и какими-то экзотическими растениями, я бы обедал и ужинал. Наверное, так поступают все нувориши. А настоящие аристократы, как никины родители предпочитают уют небольшой столовой антресольного этажа. В зале стоят качели-лодочка, я забрался на нее, раскачался. А ведь я счастлив, молод, здоров, богат, и квартирный вопрос уж точно меня не беспокоит. Яркие краски гобеленов, шпалер, растений потоком проносились перед глазами в такт раскачивающейся лодке. Из зала я вышел в готическую галерею, ярко освещенную, высокую, с изумительными мраморными арками, сложным и строгим узором сводчатого потолка. Сердце замирает от восторга глядя на эту красоту. Я поднялся наверх по широченной парадной мраморной лестнице. Нет! Будь моя воля жил бы в парадных комнатах дворца, а тесные и низкие комнаты второго этажа оставил слугам. Какой смысл быть царем, ну хотя бы царевичем и не пользоваться всеми возможными преимуществами. Но воля не моя и сели завтракать мы в обычной столовой. Хоть обед, то есть завтрак радует вкусом и разнообразием. Надо же, еще десять дней назад я завтракал на тесной кухне, а сейчас меня не устраивает собственная столовая, и хочется обедать в роскошном зале. Быстро же человек привыкает к хорошему!