Константин Дробиленко - Рулетка. Стимпанк-роман

– Именем Пара, – подхватили десятки глоток.

Каждый из прихожан подходил к нему, держа в руках некий блестящий предмет. Джон подошёл поближе, любопытствуя. Это были различные части машин из латуни. Священник быстрым движением делал мазок маслом на лбу прихожанина. Тот уходил. И так было с каждым.

Возле одной из стен висел портрет, судя по всему, того самого Уатта, выгравированный на большом стальном листе.

– Не правда ли, хорошо получилось? – спросил кто-то над ухом Джона. То был священник, окончивший размазывать масло.

– Это всё машина сделала. Чудо, не правда ли? Человеку не под силу такая точность в деталях, такое искусное исполнение.

Джон пробормотал что-то похожее на согласие.

– Вы, наверное, пришли за благословлением?

– Да, но я… Не знаю. Просто хотел отметить свою удачу в храме.

Священник продолжил.

– Нет ничего проще. Вот вам маслёнка. Капните на шестерню перед портретом и произнесите «Именем пара».

Ощущая себя большим глупцом, Джон проделал требуемые операции под одобрительным взглядом священника. Да, Джона восхищали механизмы и люди, смыслившие в них. Особо масштабные постройки вроде завода рядом с его новым домом или Великого Исчислителя в Тауэре поражали сверх меры. Но обожествлять то, что можно изготовить своими руками, Джон не мог.

В эту ночь Джон засыпал умиротворённым. Всё, что он планировал сделать в течение недели или месяца, чудесным образом решилось в один день.

По улице брёл разномастный рабочий люд. Среди прочих из толпы выделялись кочегары. Сгорбленная спина, узловатые руки, неспешная тяжелая походка и чернота, глубоко въевшаяся в кожу, как родовое проклятье. Вполне сносные люди, если поговорить с ними немного, а добрый эль всегда располагает к разговору. Но кто заговорит с кочегаром? Кто обратится к тому, чьё положение чуть лучше уличного попрошайки? Ничья рука не взметнется ему навстречу, дабы поприветствовать, ибо не принято в приличном обществе здороваться с подобными, разве что прихожанин церкви прогресса едва заметно кивнёт головой. Люди, бросающие в печь уголь, который заставляет двигаться машины. Машины, которые должны, по замыслу великих умов мира сего, оставить в прошлом тяжкий ручной труд, высвободив запасы времени для приятных и полезных занятий. Но кто-то должен возиться в угле, размахивать лопатой и разжигать огонь для машин. И, каким бы ни было будущее, кочегар останется навсегда тем же жилистым, измазанным в угольной пыли существом – незаменимым придатком механизма. Промышленная мощь Великобритании держалась на кочегарах, только они не ведали своей исключительной роли.

Было лишь четыре часа. Bce люди, имевшие крышу над головой, досматривали последние сны. Утро нового дня Джон встретил задолго до рассвета. Он часто просыпался среди ночи, опасаясь опоздать. Очередной подъём вывел из себя будущего клерка. Он осторожно выбрался из постели и прокрался в кладовку. Воровство Джон не одобрял, равно как и другие правонарушения, но был убеждён, что безнадёжные ситуации дают оправдание многим поступкам. Впрочем, стыд не знал обстоятельств и непременно посещал мистера Уиндера в таких случаях. Кладовка была полна припасов. Вид еды скрутил желудок Джона, он вернулся обратно в постель.

Безуспешные попытки уснуть увенчались успехом – два часа сна. Окончательно разбудил его стук в окно и громкие крики с улицы. Джон узнал позже, что утром на каждой улице в 6 часов с четвертью всех будят особые люди. Их прозвали Вставай-Вовремя. Часто это были пожилые одинокие люди, увечные солдаты и маленькие дети. Каким-то мистическим образом Вставай-Вовремя сами просыпались в нужное время, чтобы будить остальных. Их орудиями были громкий голос, а те, кто был лишён его, полагались на длинные палки, которыми колотили по оконной раме.

От звуков с улицы заплакала малышка Виктория. Анна метнулась к ней и зажала её рот ладонью, помня о неприязни хозяйки к детскому плачу. Не успела.

– Ми-и-истер Уиндер! У меня отличный слух, смею напомнить, – раздался крик хозяйки из-за двери.

– Ещё один раз и…

Анна замерла с ребёнком на руках. Виктория перестала кричать и принялась обсасывать руку матери.

– Джон, это невозможно, – обречённо проговорила Анна.

– Это должно быть возможным. Анна, мы не найдём похожих условий жилья во всей империи. Придумай что-нибудь, иначе нас выселят.

Глубокая озадаченность и растерянность появилась на лице женщины. Джон, положив руку на плечо супруги, задержал её на несколько секунд, чтобы как-то поддержать Анну, и принялся собираться в банк. Инцидент с Викторией отвлёк Джона от волнения, которое он испытывал.

Мистер Уиндер поспешно шел, неестественно поддергивая ногами. Присмотревшись, можно было увидеть причину таких движений: некогда неплохие ботинки сдались под натиском времени и теперь с удовольствием поглощали подтаявший за ночь снег почти отодранной подошвой. Встряхивание ног позволяло избавиться от постоянно набивающегося внутрь снега. Это обстоятельство поставило в тупик будущего клерка, но сердитые окрики супруги и дефицит времени не располагали к задержке.

Кэбы не ходили в такую рань, лишь паробусы – недешевый, но единственный способ попасть на работу вовремя. На станцию стекались одинаково одетые мужчины. С каждой минутой толпа росла.

– Три четверти часа уже жду, – раздался голос.

Возглас так и повис в воздухе, не обретя поддержки. Беспокойные взгляды то и дело буравили взглядом циферблаты и, быть может, в сердцах проклинали весь транспорт, что есть на свете. Самые нетерпеливые устремлялись пешком с отчаянными лицами. Размышления Джона всецело были прикованы к собственным ботинкам. Он с удивлением отмечал, что порванная обувь отвлекает его от волнительного момента испытательного дня в банке. Пожалуй, это был единственный факт, не омрачавший начало дня.

Пока утро неспешно тянулось, постепенно осветляя низкое серое небо, была какая-то глухая тишина. Звук, едва сорвавшись, увязал в густом утреннем тумане. Вдалеке что-то тихо зашипело, и головы ожидающих вмиг обернулись. Желанная машина, величественно сверкая латунными бортами, подъехала к остановке и раскрыла двери. Начался настоящий штурм, борьба за деревянное сидение. Кто-то упал и издал истошный вопль, резко оборвавшийся. Толпа упрямо ломилась в паробус, позабыв о манерах. Джон был прижат тушей полного джентльмена к кабине механика. Двери не смогли закрыться. Просьбы водителя немного потесниться были встречены нервным смешком. Спустив облако пара, паробус тронулся, оставив на стоянке наедине с досадой десяток пассажиров.

Удивительно ровно ехала эта машина, будто стояла на месте: лишь легкое покачивание да шум двигателя напоминали о движении. Через каждые десять минут паробус останавливался, и хриплый голос механика оглашал название остановки через рупор. Пассажиры быстро убывали, и к остановке «Центральный банк» внутри стояло всего два человека, не считая Джона.