Екатерина Мельникова - На шаг позади

Мне не многим весело, чем трупу висельника, болтающегося в петле целый месяц. В конце трудовой недели Артем только и сделал, что пригласил меня в кино вместе с мамой, но я отмахнулся от его безумной идеи, вложив в голос максимум возмущения, чтобы он ощутил, насколько его идея вопиющая и непристойная.

Наконец-то суббота, и я никому не нужен. Наушники отгораживают меня от света. Полетаем? Жадно глотаю ушами громкую песню. Эти стихи Карины и гитарное соло Джордана прибавляют мне лишние пять минут жизни. Сердце бьется через раз. Голос Каринки велик и прекрасен, в нем ощущаются душевный излом, надрыв, но при этом энергия неслабого сердца. Ее метафоры, смысл которых я понимаю на английском и русском, щекочут слезные каналы, а Джордана, этого гитарного героя, прежде чем он написал всю свою крутую музыку, сам Господь поцеловал на удачу.

Через несколько песен одну из мелодий поглощает тишина, и внешний динамик раздается звонком Петра Доронина.

– Решил позвонить тебе первым, – говорит он, прежде чем начать.

Мне кажется, что уходит целый час вспомнить, как это было. Как этим утром Артем отвез мою мамашу на работу, а сам поехал в гости к своему папочке. Меня он с собой тоже приглашал, я приехал следом, но передумал заходить. Карина выглянула из окна и заметила новую машину Артема на парковке – с ней было что-то не так. Артем выпрыгнул из окна прямиком до своей «ласточки», приземлившись на четыре лапы, как кот, чтобы рассмотреть черные надписи баллончиком вдоль борта, багажника и лобового стекла серебристой Рено Логан: «извращенец», «аборт – убийство», «во имя жизни? ты – убийца!». И, конечно же, «мамин трахаль». Это все равно что подпись. Автограф автора. Поэтому мой друг, вначале заподозривший, что машину разбили, наконец, узнал, чего не почувствовала сигнализация.

– Не бойся. Я его обработал. – Со слов Петра это переводится как «я успокоил его, хотя Артем бесился и хотел тебе голову с плеч снять, потому что на плечах ей больше не место, а место ей на конце кола стоять на кладбище и пугать ворон, которые воруют с могил печенье. Я успокоил его самым грамотным психологическим методом, дав понять, что тебе нужна поддержка, а не нагоняй, он все понял и придет к тебе завтра поговорить, и даже без топора».

Артем переслал мне видео, сделанное соседом, на котором я использую его машину в качестве холста. В палитре моей только ночь. Все, что переходит по рукам на такие холсты, спит в черных сердцах. В тот момент мне было хорошо, я думал, что улучшаю свое состояние, подгоняю уменьшающуюся с каждым днем душу под размер своего тела, но просмотрев ситуацию со стороны, понимаю, насколько я бездарный художник. Не умею приукрашивать жизнь правильно, чтобы душа не уменьшалась, а роста.

Неужели на этом ролике я? Уверен, Артем не хотел узнавать в этом придурке своего друга, но ему пришлось. Даже мне не хочется узнавать в нем себя, но ничего не поделать – за этим стоит свое страдание и боль. Остается надеяться, что это понимает не только Петр.

На месте Артема мне бы не хотелось думать о том, какая реакция будет у парней в автосалоне при виде веселых надписей на моей крутой тачке. Вот ты привозишь машину на чистку, парни сдерживаются, молятся не заржать, хотя даже не верят в Бога, а как только за тобой закрывается дверь, их щеки взрываются, а в воздух во все стороны разлетаются слюни.

Чертов век продвинутых технологий. И людей, которые суются, куда не просили. У меня горят уши и щеки. Я злюсь на себя, потому что чувствую этот стыд. Я несчастен, как брошенный скромный пес, которого хозяева ночью забыли впустить в дом и ему приходится спать на лестнице, где через него проходят сквозняки и молча перепрыгивают какие-то люди.

Свою радость мы делим с миром пополам, в несчастье же мы всегда одиноки.

Как хоть кому-нибудь объяснить, что каждое решение в жизни неверное? Вот я. А вот стены вокруг меня. Отойду от одной – врежусь в другую. И так всю жизнь, пока тело не превратится в синяк. Везде одни и те же люди, но все равно совершенно другие. Непримиримое противоречие. Родиться – самое неверное решение. И умереть – неверное. И дружить неверно. И не дружить неверно, скучно. Скучно и неверно изрисовывать машину лучшего друга. Даже если он женился на твоей маме. Все неверно. И весь мир всегда был таким неверным, за исключением промежутка времени на первом курсе колледжа, когда двух рук было недостаточно.

Как мы выносим такой скучный и неверный мир? Даже если бы я сел на космический корабль и облетел планету вокруг, вдоль и поперек, я бы нигде не нашел себе хорошего места. Весь мир мне показался бы одинаково неверным со всех сторон.

Действие чар Петра имеет срок годности, поскольку в воскресенье Артем плановым порядком выходит из себя. Зрение от волнения пляшет, что не мешает мне мирно утюжить новую синюю форму с фирменным лейблом медицинского центра. Я совершенно не таким был в детстве, когда у меня еще были совесть, чувство участия и такта. Я обронил эти вещи где-то на пути к взрослению, и если бы семилетний я перенесся из прошлого, он бы испугался этого холодного взрослого человека, ломающего все жизни на своем пути.

– Чистка обойдется мне в кругленькую сумму. – Артем делает театральную паузу. – В очень кругленькую сумму. Ты вернешь все до копейки. Или я выбью свои бабки из твоих карманов ногами. А после этого покажу видео ментам. И наказывать тебя будут они, а не я.

У меня от тревоги пульсирует все тело. Пожалуй, до этого момента я не ощущал, что совершил преступление. Когда мои глаза предательски мигают, я больше не могу скрывать панику, но все равно отгребаю наглость из уголков уменьшающейся в размерах души. Она станет мне настолько мала, что у меня случится клаустрофобия. Мне будет страшно находиться в замкнутом пространстве собственного тела. Так ли чувствуют себя суицидники?

– Если хочешь меня посадить, отнеси им видео до того, как тебе отмоют машину.

– Слава, я понимаю то, что у тебя случилось с девушкой и… с кем там еще, но со мной-то у тебя ничего не случилось. Я не пишу на твоем паджерике, что ты гей. Мои приколы в прошлом были, может, неприятными, но безвредными.

– Ты так считаешь? – невесело усмехаюсь я, впервые за день бросив на него взгляд и наконец-то могу увидеть, как широко открыты синие глаза, в какую футболку и джинсы он одет. Я наконец-то не горю от стыда и страха, зарабатываю первое очко в свою пользу.

– Да, судя по тому, на какой скорости у тебя поехала крыша, думаю, я увлекся. Но не смей больше ставить нам подножки. Мы с Таней хотим быть вместе.

– Я тоже хотел! – воплю я, роняя на доску утюг. – Быть с тем, кого любил. – К сожалею, продолжить получается с переломом в душе, и все отражается в голосе. – Мама бы не поняла. Вот и я ее не хочу понимать. Не тебе мне мозги выворачивать – тому, кто решает за друзей, с кем спать, хотя сам всегда делал то, что хотел. Я был обязан идти на вашу свадьбу, да еще и улыбаться! Нам всем очень важно мнение других. Так вот радуйтесь: о вашей свадьбе никто не забудет.