Екатерина Мельникова - На шаг позади

Гостей накапливается через край. Все они слепнут от маминой красоты. Докуривая, смотрю, как паркуется самая красивая машина – приехали Каринка, Петр Доронин и Серега. С ними и Артем. А с кем еще Врачу года нужно было здесь материализоваться, как не со своим папочкой – крутым психологом и бывшим экстрасенсом?

Артем хватает маму налету и уже репетирует свадебный танец, а-то и брачную ночь. Эти двое врезаются друг в друга, как планеты, руками, животами, бедрами, деснами. Какие-то миллисекунды и разряд готов, вспышка чувствуется на другом конце России где-то на Камчатке – носы вперемешку, языки так же, руки чуть не портят импозантное состояние свадебных нарядов. Вид у обоих такой идеальный, что хоть на витрину. Они как самые лучшие друг другу подарки, еле удерживаются, чтобы не начать сдирать упаковку. Чиканушки.

Я достаю вторую сигарету. Это точно, костюм на Артеме – высший пилотаж. На нем прекрасно сидит вся его очаровательность. В него прекрасно зашли его красота, ум, неповторимость, идеальность . Вот чего хотят девушки, на что мне плевать: сердце мое ударило посохом, стало маленьким, бесчувственным осколком и переехало на Северный полюс. Отвожу взгляд, но единственный лучик света Судного дня, полосатый котик на лепестках роз сбежал со ступенек. Как я и предполагал, к нему принялись липнуть все приезжие тетки и ему пришлось ретироваться подальше. К Артему тетки тоже начинают липнуть, а вот удалиться ему некуда.

– Эй, ты чего, еще не время. – Говорит Каринка после его очередного поцелуя с невестой, параллельно стирая со щеки моей мамы свою темно-красную готскую помаду.

Каринка специализируется в самых разных музыкальных направлениях Темной сцены, но ее конек – это, без разговоров, готик-метал. Я обожаю ее музыку. И платье с красными кружевами, которое сегодня облепило ее округлости. Карина мой лучший друг, она не летит, как пчела на мёд, она единственная, кого я действительно рад видеть. Если я и пришел на свадьбу еще из-за чего-нибудь, кроме бухла, так это послушать, как она будет петь. Каринка – одна из лучших на международной рок-сцене, музыка ее проникает в клеточки сердца, реанимируя его. Я бы ее лучшие песни вливал пациентам вместо растворов. Из ее лучших песен можно изобрести лекарство против старения. Вот почему Петр так хорошо выглядит рядом с женой. Раньше на его лице под микроскопом можно было найти пару мелких морщинок, выдающих возраст – он старше Карины на двадцать лет, а сейчас исчезли и эти морщинки, которых не было.

– Славка! – Артем машет в свою сторону рукой. В его жесте, как и в выражении лица, нет никакой терпимости: если он сказал мне подойти, значит, я просто должен подойти.

Но я мгновенно умер от противности, так что продолжаю курить, не надеясь, что котики и рок-дивы, даже с тремя метрами таких волос цвета темного шоколада, как у Карины, снова повысят мне настроение. Кажется, если б сюда приехали красавцы Simple Plan в полном составе и с гитарами, во мне бы не дернулась ни одна струна.

В дебрях наглости лица Артема я вижу, какое огромное при всем значение имеет для него мое счастье. Узнав, что счастье сегодня со мной даже не поздоровалось, лицо его мигом зашторивается болью, а во мне остатки чего-то светлого воспламеняются в ливень света – я начинаю чувствовать за своей кожей хорошего парня, который любит Артема, того парня, который знает, что злодей во мне уживется недолго, у него иммунитет для этого слабый.

– Он не в духе? – делаю вид, что не слышу, пока на самом деле внимательно слушаю все. Самое дерьмовое занятие в мире – слушать чужой разговор, в центре которого твоя глупая тыква, твои тормоза, твоя печаль или еще что-либо антиобщественное.

– Видимо, да. – Говорит в ответ Артему моя мама.

– Ты ему что-то рассказала? – эти слова проскальзывают секретиком от Артема к маме, и у меня в желудке растет беспокойство. Они от меня что-то прячут. Что-то мое, но в то же время не предназначенное моим ушам.

– Ничего я не рассказывала! Артем, он у меня с детства такой надутый.

Это сказала моя мама?

– Бросьте, ребята, – Карина решает разбавить загустившуюся разборку, – он привыкнет. Слава грустный, потому что хотел жениться. Не повторять же мне эту известную нам драму! Все пройдет, он еще будет счастлив. Найдет любовь.

– Знаю я, какую он любовь может найти. – Крякает Артем так, что теперь не только я слышу, а соседняя галактика тоже. Дьявол, проклятье и три тысячи чертей! Если этот извращенец заорет на всю улицу о том, что я бисексуал, я убью его. Сменю имя, сменю паспорт, свидетельство о рождении, отращу бороду, съем язык, сяду на звездолет и умчусь на другую планету. Но сначала – убью Артема Доронина. Врача года. Себе пускай поищет врача.

– Ты о чем? – недоумевает мама. Она о Толе Тарулисе не знает. Прямо ничего . Но сейчас, кажется…

– Да вечно он влюбляется не в девушек! Тьфу, не в тех девушек.

Мне пора защитить свое прошлое, поэтому я крадусь к Артему за его спиной.

– Чем Инна была «не той девушкой»? – вмешивается Карина, по ее голосу понятно, что она гонится меня спасать. Самая лучшая подруга. Только ей можно было рассказать о Толе добровольно. Но не Артему. Он так просто влез мне в душу, как в яблоко червяк, нырнув в такое озеро моей души, куда я вообще не приглашал его с собой поплавать.

– Здарова, старина! – ору я, добившись должного результата – Артем подпрыгивает в небесную высь и возвращается на землю напустить на меня тучу голодных собак.

– Привет. Обязательно пугать до потери пульса? Как ты?

– Я нормальный. – Никто так не врал, как я соврал сейчас. Мне и под пытками не осилить эту науку – быть нормальным.

– Я серьезно, как твое состояние?

– Тяжелое-стабильное.

– А настроение?

Ты – был моим настроением. Когда-то мы были Мишкой и Ежиком в тумане.

– Напьюсь – станет лучше. Шучу. Лучше не станет. Нет у меня никакого настроения. Его у меня мама отобрала, пока я не видел. Как будто пока я отвернулся стереть с полочки пыль, мама бросила в огонь все мои книги, посчитав, что мне они больше не понадобятся, и смысл жизни сгорел.

Артем обрушивает мне на плечо свою руку, мол, чего ты, вот он я, твое настроение.

– Слава, у тебя все будет хорошо. Покруче, чем у меня. Я тебе говорил.

– Жираф большой, ему видней. – С помощью взгляда я описываю Артема контуром и испаряюсь к чертовой матери, а не к своей этой невесте, которая еще хуже.

В слепящей разочарованные глаза атмосфере загса глубокую, черную, непросветную тьму, текущую из каждой части моего существа, становится так очевидно, что я поражаюсь, как регистрация брака не обратилась в похороны. Я плачу и, вероятно, люди интерпретировали мои слезы по-своему. Артема и мою маму объявили мужем и женой, со всех сторон защелкали все камеры, кроме моей, а целуются они, как в какой-нибудь порнографии.