Цви Прейгерзон - Неоконченная повесть

Шоэль-Пинкертон улыбается в темноте. Вот он и раскрыл страшную тайну… Ну что ж, теперь пора сматываться! На столе юношу уже заждались печенье и стакан молока. Шоэль раздевается и ложится в постель.

– Шеилка… Эй! Ты спишь? – тихо спрашивает Мирьям.

Нет, он не спит, но и отвечать не хочется. Шеилка долго лежит с открытыми глазами. Часы на стене монотонно тикают, отсчитывая мгновенья.

Еще до окончания каникул Шоэля Фейгу охватило странное беспокойство. Всем своим существом она чувствовала повисшую в воздухе опасность. Хотя все вокруг еще было спокойно и ничто не предвещало катастроф, но особое материнское чутье уже уловило приближение беды. Фейга написала мужу длинное письмо, в котором рассказала о своих страхах. Не разумнее ли будет оставить Шоэля в городке? Пускай продолжит учебу в местной гимназии.

Но и Шоэль написал отцу, что нельзя даже отдаленно сравнивать местную гимназию с Люблинской в Одессе. Чего можно требовать от местечковых учителей, когда одного Козлова достаточно, чтобы заткнуть за пояс всю эту провинциальную гимназию? Да если бы только Козлов, а не забыли ли вы об Яреме? Да-да, тот самый – известный ученый-латинист, автор методик и учебников! Или Александр Иванович – известнейший в стране учитель математики!..

Любой скажет, что Люблинская гимназия – едва ли не лучший образовательный центр в Одессе. А кроме того, Шоэль не хочет прекращать уроки музыки в доме тети Гиты. Он уже свободно играет «Турецкий марш» Моцарта! А на недавнем городском концерте он, Шоэль Горовец, аккомпанировал на рояле самому Шахне Марковичу, замечательному скрипачу, выпускнику консерватории! Нет-нет, Шоэль настоятельно просит отца разрешить ему продолжить учебу в Одессе. Вот такое письмо послал младший Горовец старшему. Конечно, были у Шоэля и другие важные причины, но о них он, естественно, умолчал.

Между тем свидания Шеилки с Пашей закончились: разве утаишь такое в маленьком городке? Кто-то что-то углядел намекнул Фейге, а та вызвала Пашу на беседу. Разговор вышел короткий, но жесткий. Решили, что отныне стиркой белья будет заниматься другая прачка, а с работами по дому Фейга и Мирьям как-нибудь управятся вдвоем. Паша осталась работать на кухне, на лицо ее вернулось прежнее безрадостное выражение, а сердце наполнилось горечью.

Смолкли песни, которые она обычно напевала во время работы. Временами Паша пыталась, как бы невзначай, увидеться с Шоэлем. Однажды как-то вечером он увидел свою ночную подругу в городском саду: опустив голову, она сидела на скамейке. Шоэль незаметно отделился от друзей и подошел к Паше. На ней было нарядное платье и новый цветной платок, красиво оттеняющий овал лица. Они немного поговорили, а когда стемнело, порознь направились в поле, оглядываясь из осторожности.

Август, ярко светят звезды. Колосья набухли, налились, но время жатвы еще не подошло. Море тихих звуков и шорохов, над парочкой огромное звездное небо. Они долго лежат среди колосьев, тесно прижавшись друг к другу.

Шоэль возвращается домой перед рассветом, бросается на кровать и спит до послеполуденных часов. Паша же выходит на свою обычную работу. Движения ее вялы, словно внутри что-то цепко и безжалостно сжимает ей сердце и не дает высвободиться. В этот день она снова затянула свой печальный украинский напев, только вот теперь он звучит иначе, не так, как раньше – кажется, что женщина не поет, а будто бы подвывает, заходится в плаче. Фейга даже забеспокоилась – не заболела ли ее работница?

Но нет, не больна Паша, ее изводит другая мука – горестная бабья доля, несчастье взрослой, сильной, молодой еще женщины, которая потеряла мужа на проклятой войне. А теперь вот не будет и этого красивого и беспорочного юнца, с его отдельной, другой, непонятной жизнью. В самом деле, что у него может быть общего с Пашей? У него-то все еще впереди, а вот у нее счастье, похоже, кончилось навсегда. Вот и выла женщина, как на собственных похоронах… А день-то базарный, на рынке и в столовой толчется народ – знай поворачивайся, Паша, не мешкай – и посетителям подай, и посуду помой… И на кухне работы невпроворот. Громко трещат поленья, в котле кипит свекольник, неистребимый запах жареных котлет ест глаза и ноздри… Кончилось счастье.

А что же Шоэль? Он твердо решил: надо уезжать! Как раз в эти дни поженились Фаня Шмуэлевич и Зяма Штейнберг. Дело давно шло к этому – и так уже почти два года все местечко с удовольствием судачило об этой парочке. Отец Фани был владельцем единственного в городке мебельного магазина. Вы хотите знать, что это означает? А вот что: молодые, как всем известно, обычно женятся. И при этом всегда – будь они евреи или не евреи – начинают немедленно вить свое гнездо. Куда же они, позвольте спросить, идут в первую очередь? – Правильно, в магазин местного мебельного короля, чьей дочерью и была наша Фаня.

Всякий еврей, умеющий читать справа налево, знает, что такое еврейская свадьба. Столы трещат от обилия напитков и блюд, невеста блистает в своем белом шелковом платье. Гости, молодые и не очень, забыв обо всем на свете, отплясывают до полного изнеможения. Портной Мендель – тот самый, сын которого пугает обитателей местечка мировыми переворотами, – играет на трубе, а вместе с ним – целый оркестр. Вот ведь как – не только отличный портной этот Мендель, но еще и на трубе наяривает! Жаль, правда, что оба эти таланта так и не помогли Менделю жить в достатке…

В большом зале дома мебельного короля плясали евреи – богачи и состоятельные домовладельцы – бородатые, в черных костюмах с белыми накрахмаленными манишками. Труба, две скрипки, флейта, кларнет, виолончель, контрабас и барабан – таков был состав оркестра, который под управлением нашего Менделя звучал во всю свою оглушающую силу. Профессионал Шахна Маркович поначалу морщился – этот жуткий тарарам коробил его музыкальные уши. Но что поделаешь, если веселый еврейский гвалт – неотъемлемая часть души жителя местечка, даже если он выпускник консерватории? Как же тут не смириться с музыкальными потугами портного-дирижера-трубача Менделя, управляющего оркестром? А уж когда Шахна хорошенько выпил, это и подавно помогло ему пренебречь незыблемыми законами гармонии – вскоре он, как и все остальные, лихо отплясывал фрейлехс вместе со своей сияющей женой Розой.

Шоэль тоже выпил больше чем надо и весь вечер смеялся и танцевал с Мирьям, с братской нежностью опекая любимую сестричку. Брат и сестра – они оба были прекрасны и юны. В самом деле, какие замечательные дети у Фейги и Йоэля! Гляньте на мать: она просто не может отвести от них своих любящих глаз…

А свадьба действительно удалась на славу! Посмотрите, с каким вкусом накрыт шикарный стол, какие напитки! Немолодые уже люди словно летают в танце, отяжелевшие от возраста дамы неожиданно задвигались совсем легко, как в далекой юности, красиво замелькали в танце платки. Казалось, что слышны отзвуки прошлых лет, чего-то, происходившего еще три-четыре десятилетия тому назад… Но вот пожилые пары утомились. Кто-то ушел, кто-то всхрапнул, прикорнув в уголке… Теперь, когда стало просторнее, горластые парни и девушки зашумели и заплясали с удвоенной силой, запели дивные песни на четырех языках – на иврите, идише, русском и украинском. Шахна Маркович, пребывавший в приподнятом настроении, размахивал руками, задавая ритм песням.