Амброз Бирс - Словарь Сатаны (сборник)

В ночь на 20 ноября бушевала буря. Ураганный ветер пронесся по округу, круша все вокруг ледяным дождем. На дорогах валялись вырванные из земли огромные деревья. Такой ужасной ночи никогда прежде не помнили в этих местах, но к утру ветер стих, и погода обещала быть ясной и солнечной. В восемь часов преподобный Генри Гэлбрайт, известный и высоко ценимый лютеранский священник, пришел пешком в свой дом, находившийся в полутора милях от поместья Делюза. Мистер Гэлбрайт провел месяц в Цинциннати. До Галлиполиса он добрался по реке на пароходе, там сошел на берег, нанял коня и легкий экипаж и поехал домой. Разыгравшийся ураган задержал его в пути, а утром из-за поваленных деревьев пришлось отказаться от экипажа, и остаток пути он проделал пешком.

— А где ты остановился на ночь? — спросила жена после того, как он кратко рассказал о своих приключениях.

— У старика Делюза в «Сосновом острове», — последовал ответ, сопровождаемый смехом. — Невесело мне там было. Хозяин не возражал против моего пребывания, но даже словечка за все время не вымолвил.

К счастью, в интересах истины, при этом разговоре присутствовал мистер Роберт Мосли Марен, юрист и писатель из Колумбуса, написавший изумительные «Документы Меллоукрафта». Заметив удивление, произведенное ответом мистера Гэлбрайта, но сам, по-видимому, не разделивший его, этот находчивый человек, остановивший жестом неминуемые восклицания, спокойно спросил:

— А как вы попали в дом?

Вот что, по словам мистера Марена, ответил мистер Гэлбрайт:

— Я увидел, что по дому кто-то бродит с лампой; мои глаза залепил снег, спина обледенела, я въехал в ворота и поставил лошадь в старый загон, где она стоит и сейчас. Постучав в дверь и не получив ответа, я вошел без приглашения. Комната была погружена в темноту; но у меня были при себе спички, и найдя свечу, я ее зажег. Я попытался войти в соседнюю комнату, но дверь не открывалась, и хотя я слышал за дверью тяжелые шаги старика, он не отзывался на мои приветствия. Камин не горел, я развел огонь, лег перед ним и, положив под голову пальто, приготовился спать. Скоро дверь, которую я не смог открыть, распахнулась, и в комнату вошел старик с лампой в руках. Я вежливо заговорил с ним, извинился за вторжение, но он не обратил на меня никакого внимания. Похоже, он что-то искал, хотя глаза его были неподвижными. Я подумал, не бродит ли он во сне. Старик обошел комнату и вышел там же, где и вошел. До момента, когда я заснул, он еще дважды возвращался, вел себя точно так же, как раньше, и так же уходил. В промежутках я слышал тяжелую поступь в разных углах дома, эти шаги были отчетливо слышны временами, когда буря стихала. Утром, когда я проснулся, старика уже не было.

Мистер Марен хотел задать еще несколько вопросов, но не смог сдержать напор домашних, желавших выложить все начистоту о смерти и похоронах Делюза, к большому изумлению доброго священника.

— Объяснение вашего приключения весьма просто, — сказал мистер Марен. — Не думаю, что старик Делюз ходит во сне — во всяком случае, не в теперешнем, а вот в вашем сне — вполне мог.

Мистеру Гэлбрайту пришлось неохотно согласиться с такой точкой зрения.

Тем не менее на следующий день поздно вечером оба джентльмена в сопровождении сына священника подъехали к дому старика Делюза. В окнах — то в одном, то в другом — блуждал огонек. Трое мужчин направились к дверям. Приблизившись, они услышали беспорядочный набор пугающих звуков — бряцанье оружия, звон стальных клинков, ружейные выстрелы, женские вопли, стоны и проклятия дерущихся мужчин. Все трое, испуганные, в нерешительности замерли. Затем мистер Гэлбрайт толкнул дверь. Она не подавалась. Но священник был смелый человек и к тому же обладал недюжинной силой. Отступив шага на два, он обрушился на дверь всей массой и правым плечом с оглушительным треском вышиб ее из проема. Через мгновение мужчины были уже внутри дома. Там их встретили темнота и тишина! Слышно было лишь биение их сердец.

Мистер Марен запасся спичками и свечой. С трудом, объясняемым волнением, он зажег свечу, и они комнату за комнатой обследовали дом. Все было в безукоризненном порядке, словно шериф только покинул жилище; вещи находились на своих местах. На них лежал легкий налет пыли. Задняя дверь была, как бы по небрежности, оставлена слегка приоткрытой, и всем троим разом пришло в голову, что участники шумного безумства бежали. Вчерашняя буря оставила после себя легкий снежный налет, но никаких следов на нем не было, ничто не нарушило белый покров. Закрыв плотно дверь, мужчины вошли в последнюю, четвертую комнату, расположенную в углу дома — дальше всего от дороги. Здесь, словно от дуновения ветра, свеча в руках мистера Марена внезапно потухла. Почти сразу же раздался грохот от падения тяжелого тела. Когда второпях вновь зажгли свечу, то увидели, что молодой мистер Гэлбрайт недвижно лежит на полу в некотором отдалении от других. Он был мертв. В одной руке мужчина сжимал тяжелый мешок с монетами, которые при последующем осмотре оказались старинной испанской чеканки. Прямо над лежавшим телом из стены была вырвана доска — мешок явно взяли из зиявшего отверстия.

Провели еще одно дознание: вскрытие трупа и на этот раз не дало никаких результатов. «Призван Богом» — вновь гласило заключение, дававшее повод каждому думать свое. Мистер Марен остался при мнении, что молодой человек умер от волнения.

К югу от того места, где дорога между Луисвиллом и Харди (в штате Миссури) пересекает восточный рукав Мей-Крик, стоит заброшенный дом. С лета 1879 года там никто не живет, и он быстро пришел в запустение. Года за три до упомянутой даты здесь жила семья Чарлза Мея; по имени одного из его предков названа речушка, на которой стоит дом. Семья мистера Мея состояла из жены, взрослого сына и двух дочерей. Сына звали Джоном, имена девочек неизвестны автору.

Угрюмый и мрачный Джон Мей не был склонен к вспышкам гнева, но мог подолгу таить гнетущую, неумолимую злобу. Отец, напротив, обладал характером дружелюбным и общительным, но легко взрывался, загораясь, как пучок соломы, который, вспыхнув, тотчас гаснет. Он никогда не затаивал зла, и когда гнев его утихал, первый делал попытку примириться. Неподалеку жил брат Чарлза, прямая его противоположность, и соседи шутили, что Джон унаследовал характер дяди.

Однажды отец и сын что-то не поделили, в ход пошла ругань, и отец ударил сына кулаком в лицо. Джон молча утер кровь, пронзил взглядом уже раскаявшегося обидчика и холодно произнес: «А вот за это ты заплатишь жизнью».

Эти слова слышали братья Джексон, подходившие в этот момент к мужчинам; поняв, что идет ссора, оба брата удалились, никем не замеченные. Позже Чарлз Мей рассказал о ссоре жене и прибавил, что извинился перед сыном за нанесенный в сердцах удар, но пользы это не принесло; молодой человек не только не принял извинения, но и повторил свою ужасную угрозу. Тем не менее открытого разрыва отношений не произошло: Джон продолжал жить в семье, и все шло по-старому.