Амброз Бирс - Словарь Сатаны (сборник)

Потоптавшись какое-то время в нерешительности вокруг этого места, трое мужчин вернулись в Лемингтон, рассказали там эту невероятную историю и были взяты под стражу. Однако все трое отличались безупречной репутацией, никого из них никогда не уличали во лжи, во время происшествия все были трезвы, и не нашлось никаких других свидетельств, какие можно было бы противопоставить рассказу об этом удивительном событии, произнесенному ими под присягой. Общественное мнение разделилось: половина Соединенного Королевства поверила в эту историю, половина — нет. Но если этой троице было что скрывать, то они выбрали самое неправдоподобное объяснение, какое только можно себе представить.

Семейство Кристиана Эшмора состояло из его жены, матери, двух взрослых дочерей и шестнадцатилетнего сына. Эти зажиточные, уважаемые люди жили в Трое, городе на востоке штата Нью-Йорк, и имели много друзей, многие из которых, прочтя эти строки, без сомнения, впервые узнают о необыкновенной судьбе молодого человека. Из Трои семья в 1871 или 1872 году переехала в Ричмонд (штат Индиана), а еще через год-другой осела в окрестностях Куинси (штат Иллинойс), где мистер Эшмор купил ферму. На небольшом расстоянии от дома был источник, оттуда всегда бил родник с чистой, холодной водой, и семейство могло пользоваться ею в любое время года.

9 ноября 1878 года, в воскресенье, около девяти часов вечера, когда все домашние собрались у камина, Чарлз Эшмор взял ведро и пошел на родник. Так как он долго не возвращался, родные забеспокоились; подойдя к двери, через которую вышел сын, отец крикнул, но ему никто не отозвался. Тогда он зажег фонарь и вместе со старшей дочерью Мартой, которая настояла, чтобы ее взяли, отправился на поиски. Легкий снег занес тропу, на нем особенно хорошо проступали следы молодого человека, каждый был отчетливо виден. Пройдя немногим больше половины пути — примерно семьдесят пять ярдов [72] Около 69 м. , — шедший впереди отец остановился и, приподняв фонарь, стал напряженно вглядываться в темноту впереди.

— Что случилось, отец? — спросила девушка.

А случилось то, что следы юноши внезапно оборвались и дальше землю покрывал чистый и ровный снег. Последние следы были такими же четкими, как и прежние, отпечатались даже гвоздики в подошве. Мистер Эшмор посмотрел вверх, прикрыв шляпой свет, идущий от фонаря. Сияли звезды, на небе ни облачка; объяснение, которое пришло ему в голову, отпало, да оно и с самого начала было сомнительным — не пошел ли новый снегопад, начавшийся именно с этого места? Сделав большой круг в сторону от последних следов сына, чтобы сохранить их для дальнейшего изучения, отец пошел дальше к роднику; дочь последовала за ним, ослабевшая и испуганная. Никто из них не произнес ни слова об увиденном. Источник замерз — по-видимому, несколько часов назад.

Возвращаясь домой, они обратили внимание на свежий снег по обеим сторонам тропы. И никаких следов от нее в стороны.

Утром, при свете, ничего не изменилось. Повсюду лежал тонкий слой ровного, чистого, нетронутого снега.

Спустя четыре дня убитая горем мать сама пошла за водой. А вернувшись, рассказала, что на том месте, где оборвались следы, услышала голос сына и стала громко звать его; она бродила вокруг, голос слышался ей то в одной, то в другой стороне, пока усталость и волнение не лишили ее последних сил. Она не могла сказать, что говорил голос, хотя это противоречило ее утверждению, что слова слышались отчетливо. Вся семья тут же побежала на упомянутое место, но никто ничего не услышал, и тогда решили, что голос — галлюцинация, вызванная беспокойством и нервным расстройством матери. Но после, в течение нескольких месяцев, с разрывом в несколько дней, голос слышали другие члены семьи и даже посторонние люди. Все утверждали, что голос совершенно точно принадлежал Чарлзу Эшмору, и сходились на том, что доносился он издалека, слабо, хотя артикуляция была четкая, правда, никто не мог определить, откуда он шел, или повторить его слова. Интервалы, когда голос не слышали, все увеличивались, звук становился все слабее и к середине лета замолк навсегда.

Если кто и знает судьбу Чарлза Эшмора, то только его мать. Ее нет в живых.

Стояла холодная и ясная, как бриллиант чистой воды, ночь.

Такие ночи особенно холодны. В темноте холод ощущается не так остро, как при свете, — тогда мучения сильнее. Эта ночь была достаточно светлой, и морозец покусывал, как змея. Луна таинственно плыла позади гигантских сосен, венчающих Южную гору, высекая холодные искры из снежного наста и привлекая внимание к призрачным очертаниям на темном западе — Береговым хребтам, за которыми лежит невидимый Тихий океан. Снег занес открытые места на дне ущелий и теперь лежал там длинными, ритмично дышащими грядами и горками в окружении снежной пыли. Эта пыль искрилась в двойном отражении — от лунного света и от снега.

Под снегом погребено много хижин из заброшенного рудника (моряк сказал бы: потоплено), кое-где они выступают наружу даже выше опор, на которых раньше держался мост через реку, называемую «флюм» («flume» [74] горное ущелье с водным потоком ( англ .). ), что, конечно, подразумевало «flumen» [75] река ( лат .). . Среди привилегий, коими наделены золотоискатели, есть и привилегия говорить по-латыни. О своем умершем соседе золотоискатель скажет: «Он уплыл по флюму». Неплохо сказать и так: «Его жизнь вернулась в Источник жизней».

Сопротивляясь атакам ветра, снег не пренебрегал выгодными позициями. Преследуемый ветром, он не очень отличался от отступающей армии. На открытом поле выстраивался шеренгами и батальонами; где был опорный пункт, делал привал; если встречалось укрытие, пользовался им. Видели бы вы, сколько взводов снега прячется за разрушенной стеной. Снег занес старую, вырубленную в скалах дорогу. Эскадрон за эскадроном снег пытался и дальше прорваться этим путем, но тут атака ветра закончилась. Зимней ночью невозможно представить себе более безрадостное и унылое место, чем ущелье Мертвеца, или Галч. Однако его единственный обитатель, мистер Хайрам Бисон, избрал Галч местом постоянного проживания.

Со склона Северной горы его небольшая, сколоченная из сосны хижина посылала из единственного застекленного окна длинный тонкий луч света; она здорово напоминала черного жука, прикрепленного к скале яркой новой булавкой. Внутри ее перед пылающим камином сидел сам мистер Бисон, уставившись в горящее пламя, словно никогда в жизни не видел ничего подобного. Его нельзя было назвать привлекательным — седой, в поношенной и неряшливой одежде, с серым, изнуренным лицом и болезненно горящими глазами. Если б кто-нибудь попытался определить его возраст, то сначала сказал бы «сорок семь», потом, подумав, поправился: «семьдесят четыре». На самом деле ему было двадцать восемь. Возможно, он был настолько истощенным, насколько позволял себе, принимая во внимание бедного гробовщика в Бентли-Флэт и нового энергичного коронера из Соноры. Бедность и рвение — это молот и наковальня. Опасно оказаться между ними.