Ким Лиггетт - Последняя жатва [litres]

– Они здесь по вопросу, касающемуся функционирования Адского дома, – объявляет Мэнди и убирает канат, преграждающий путь, чтобы мы смогли пройти.

Толпа позади нас тяжело вздыхает.

В первый шатер набилось человек двадцать – они сгрудились вокруг нагромождения медицинских инструментов и Лоры Риджфилд, лежащей на каталке с кучей окровавленных одеял между ног.

– Мой ребенок… мой ребенок… что я натворила? – воет она, находясь в центре внимания толпы.

Эли берет меня за руку и крепко сжимает ее, словно ей страшно.

– Эй, ты в порядке? – Я обвиваю рукой ее плечи.

– Мне это не нравится, – говорит она.

– Хочешь, мы пойдем дальше?

Она кивает, и мы переходим в следующий шатер, полный обезумевших зомби.

Я знаю, что это такое – они повторяют это представление каждый год. Метамфетамин.

Эли взвизгивает, когда какой-то тщедушный паренек в изорванной фланелевой рубашке с восковыми потеками на подбородке бросается вперед и начинает ее щекотать.

– Отвали. – Я отталкиваю его. Эли прижимается ко мне еще теснее, уткнувшись лицом мне в грудь.

– Чувак, это всего лишь я, – смеется Дейл. – Тебе и правда надо расслабиться и научиться проще смотреть на вещи.

– Позвони мне , – одними губами произносит он перед тем, как мы ныряем в следующий шатер, где оказываемся в самой середине импровизированной оргии.

– Вот дерьмо, неужели уже пора? – заглушая музыку в стиле «техно», кричит мистер Бретт, учитель, который преподавал нам математику в седьмом классе. – Они должны были предупредить нас по рации, прежде чем пускать сюда следующую группу.

– Да нет, мы не из группы, мы просто идем дальше. Это мы – Эли… и Клэй, – говорит Эли, стискивая мою руку.

– Слава богу, – говорит мистер Бретт, продолжая намазывать маслом одного из близнецов Твинов. Вид у него при этом слишком уж воодушевленный.

– Следующая группа еще в абортарии, – добавляет Эли. – Скорее всего, у вас есть еще минуты четыре, прежде чем они перейдут сюда.

Близнецы Пайны Чарли и Чип – мне никогда не удается различить, кто из них кто, – одеты в одинаковые плавки, но тот из них, который делает шаг к нам, весь покрыт бутафорскими язвами, и во рту у него искусственная челюсть с такими же бутафорскими гнилыми зубами.

– Тейт? Неужели это ты? – Он прикрывает глаза рукой от слепящего блеска зеркального шара. – Я Чарли.

– А, привет. – Я нервно смеюсь. – А что ты, собственно, должен изображать?

Он пожимает плечами:

– СПИД, чувак.

– Хрень какая, – говорю я. – Послушай, ты не обязан…

– Через три минуты приступайте к сексу втроем! – трещит голос в переносной рации.

– Пора начинать представление, ребята. – Мистер Бретт потирает руки и надевает кожаную бейсболку.

– Я не могу на это смотреть, – говорю я Эли.

Мы, пятясь, переходим в следующий шатер, где натыкаемся на одну из групп зрителей. Здесь темно, если не считать света от ручных фонариков, которыми мальчики из церковного хора светят себе на лица, распевая что-то на тарабарском языке, косящем под латынь. Подросток, играющий роль закоренелого гота, вытаскивает из хора парнишку, выглядящего нормально, и тащит его на середину шатра.

– Пойдем ко мне домой, Джерри, – заученно говорит подросток-гот с бутафорским зеленым «ирокезом» на голове. – Мы можем поиграть в видеоигры с кучей насилия и послушать «хеви метал». Это будет классно.

– Но разве это не опасно? – Подросток, выглядящий нормально, ненатурально пожимает плечами.

– Да нет, нисколько. – Подросток-гот надевает на шею того, который выглядит нормально, кулон с большой пентаграммой из серебристого пластика. – Теперь ты выглядишь по-настоящему клево. Ты один из нас.

Понятно, здесь изображается поклонение дьяволу, но эти ребята не имеют ни малейшего понятия о том, что действительно представляет собой дьявол и на что он способен.

И что он, возможно, уже здесь .

Я смотрю на Эли, она тащит меня за собой прочь от этой группы, и мы входим в узкий проход. Стены здесь сделаны из какой-то черной эластичной ткани. Пройдя до середины туннеля, Эли останавливается и поворачивается ко мне лицом, потом, встав на цыпочки, шепчет на ухо:

– Ты меня не забыл.

В ее глазах сияет мягкий свет, которого я в них не видел с того самого вечера, когда она приходила в наш дом после церемонии прощания с моим отцом.

– Я бы никогда не смог тебя забыть, – говорю я, кладя руку на узкую полоску обнаженной кожи на ее талии между низом топика и верхом джинсов. Едва я касаюсь ее, как каждый мускул в моем теле напрягается. Я сейчас как боевая граната, а она держит палец на чеке. Одно движение, один едва уловимый жест – и я не уверен, что смогу держать себя в руках. Она придвигается ко мне ближе. Я чувствую жар, исходящий от нее… или от меня… или от нас обоих. Ее глаза мерцают в темноте, губы полуоткрыты – и я наклоняюсь, чтобы поцеловать ее, но тут из громкоговорителей звучит громовое «Добро пожаловать в ад»! – начинает поочередно вспыхивать и гаснуть свет, и туннель оглашает оглушительная музыка в стиле «хеви метал». Черные тканевые стены начинают смыкаться вокруг, в нас пытаются вцепиться невидимые руки, в ткань снаружи впечатываются лица, словно погибшие души, пытающиеся выбраться из ада. Эли хватает меня за руку и тянет за собой по оставшейся части туннеля, прочь от группы, протискивающейся через него позади нас.

Мы выходим из туннеля в белоснежный шатер, где слышится музыка арф. Преподобный Деверс стоит на узком выступе огромного деревянного креста, запихивая в рот кучу рисовых хрустяшек из коробки. Эли прочищает горло, и он засовывает оставшиеся в его руке хрустяшки в карман своего белого одеяния.

– Добро пожаловать на путь к спасению. – Он раскидывает руки и быстро продевает кисти в веревочные петли на концах поперечной перекладины креста, изображая распятие.

Эли пытается подавить смех:

– Привет, преподобный. Мы не из группы… Кстати, у вас что-то прилипло к носу. Кажется, зефир.

– Подумать только. – Он усмехается и вытирает нос рукавом своих длинных одежд. – А кто это тут с тобой? Неужели Клэй Тейт?

– Привет, преподобный. – Я смущенно киваю.

– Я слыхал, что ты здесь. Надеюсь, это означает, что ты вернулся в команду. Нет, я не собираюсь бросать в него камни, но вчера вечером в матче Тайлер капитально все запорол. Ты бы нам ох как пригодился.

– Ну, я не знаю…

– Классный парик, – говорит Эли, избавляя меня от необходимости дать внятный ответ.

– А, это старье? – Он встряхивает своими длинными темно-русыми фальшивыми волосами. – Я его взял из костюма хиппи, который надевал на прошлый Хэллоуин. Иисус был хиппи. – Он пожимает плечами с глупой улыбкой. – Но мы все равно его любим.