Александр Руж - Зов Полярной звезды [litres]

Вадим не верил, что карта Явтысыя утрачена бесповоротно. Это противоречило логике. Интендант-фантом возник в Осовце неспроста. Он преследовал Вадима, вознамерился выкрасть клочок листка со схематичными изображениями северных озер, рек и сопок. И выкрал. Не он ли и есть Черный Человек, обосновавшийся на берегу Сейда, чтобы найти клад? Не подлежит сомнению, что все это звенья одной цепи и соединить их в надлежащем порядке – дело времени.

И сразу за предыдущими допущениями – новое, еще более ошеломительное: а вдруг Миша не погиб? Вдруг Черный Человек – это он? Вынул обрезок карты из кармана убитого Крутова, сложил со своим, а после приобщил к ним еще и тот, что выкрал у Вадима в крепости. И теперь банкует! Однако, если карта целиком у него, то почему он возится здесь так долго?

Короче, погряз Вадим в своих умопостроениях, как в дартмурских топях. Холмс из него пока получался неважнецкий. Да и безмолвие затянулось, настала пора подводить черту.

– Я прощен? – спросил напрямик.

Подразумевал прощение за все: и за прежнее, и за нынешнее.

Адель уже беззлобно глянула на него, вынесла вердикт:

– Прощен. Сходи за шинелью, а то пневмонию подхватишь…

Вадим просиял. Тучи рассеялись.

А за раскидистой елью, скрытый от глаз, стоял человек в черном, похожий на монаха-анахорета, слушал и не пропускал ни слова.

Адель сказала, что простила, но Вадим не безглазый – видел, что она все еще дуется. Да и кто из Евиных дочерей вот так запросто возьмет и позабудет, как мужчина, на которого она имеет виды, при ней обжимался с соперницей?

При таком раскладе главное – не усердствовать с оправданиями, не лебезить. Эдак можно еще больше напортить, вызвать реакцию, обратную желаемой. Лучше дать женщине время переболеть обидой – тогда есть шанс, что все образуется и пойдет на лад. Поэтому в ожидании, когда ненастье в сердце у Адели окончательно уляжется, Вадим не пошел к ней вечером, расположился на ночлег в веже, которую облюбовали Аристидис и Чубатюк. В отсутствие Макара там как раз образовалось свободное место. Вадим расстелил свою шинель, завел с индо-греком светские тары-бары, но они почти сразу затухли, поскольку Аристидис отвечал по слову в час.

Вадим уже собирался укладываться, но пришел тот, кого меньше всего хотелось видеть, – Прохор Бугрин. Пришел невесть зачем – лупал буркалами, переливал из пустого в порожнее. Вадиму наскучило, он придумал предлог – оправиться перед сном – и вышел на улицу. Мороз к ночи крепчал. Колотун не колотун, но похолодало значительно. Если температура и дальше будет понижаться, то хворостом вежи не прогреешь – надо запасаться полноценными дровами. Сказать завтра Барченко, чтобы снарядил бригаду лесорубов. Хотя он мужик головастый, сам сообразит…

Из потемок вышла Адель.

– Потешно! Ты где опять околачиваешься? Я жду, жду…

Ни дать ни взять законная супружница, только скалки в руке не хватает.

Вот тебе и знаток женских повадок!

– Я собирался, меня Аристидис отвлек, развел болтологию… – стал сочинять, но так неумело, что нарвался на смешок. – Я сейчас скажу ему, что ночевать не буду, уйду до утра.

– Скажи, что переселяешься ко мне. Вещи забери. Зачем в кошки-мышки играть? Все и так за нашими спинами про тили-тили-тесто поют.

Вадим не стал перечить. Не потому, что готовился в подкаблучники, а потому, что общество малоречивого Аристидиса и докучливого Бугрина было ему в тягость. А с Аделью не соскучишься, и примирение состоится быстрее, если этой ночью постараться как следует.

Вошел в вежу, скатал шинель.

– Уходишь? – отоварил словом-кирпичом греческий индус.

– Ухожу. Меняю дислокацию.

Поднял вещмешок, чтобы взвалить на плечо, и услышал фырканье Бугрина.

– Эй, вояка, гляди, боекомплект не растеряй!

Суть колкости первой разгадала Адель.

– Сними-ка! Потешно… На сучок, что ли, напоролся? Вон какая дырища…

Вадим снял мешок и обнаружил, что он сбоку продран, да так, что наружу торчала упаковка с тульскими галетами.

В Адели вскипела заботливая натура.

– Есть у тебя иголка с ниткой? Я заштопаю. Выкладывай пожитки!

Вадим начал отнекиваться, но она уже вытряхивала из мешка начинку: мыло, магазины с револьверными патронами, запасные портянки, томик адмирала Литке «Четырехкратное путешествие в Северный Ледовитый океан», катушку с нитками, бритву «Золинген»…

– А это что? – Бугрин коброй метнулся к выпавшему вместе с прочими потрохами алюминиевому жетону. – Знакомая штукенция, твою в…

Жетон изображал двуглавого имперского орла, который левой лапой сжимал развевающуюся ленту, а правой – горящий факел с вырывающейся вниз зигзагообразной молнией.

Адель непонимающе смотрела на эту эклектику.

– Такие когда-то были у военных?.. – предположила без уверенности.

– Не просто у военных, а у сотрудников Главного управления Генштаба, – блеснул познаниями Прохор. – Жетончик непростой, кому попало не выдавался. – И Вадиму, хлестко: – Откуда он у тебя? Не скажешь, все равно дознаюсь!

Вадим сохранил самообладание. Не срамиться же перед этим индюком!

– Да, в начале войны я состоял при Главупре. В контрразведывательном отделении.

– Вот я тебя и расколол! А каким тихоней прикидывался. Мелкая пташка, рядовой… Как же! – Бугрин подбросил жетон, как монетку, и поймал на лету. – Ты у нас, можно сказать, сокол!

– Пассаж! – патетически провозгласил Аристидис, которому изменила его обычная выдержанность.

Вадим посчитал нужным изложить подробности.

– Меня р-разжаловали в р-рядовые и отправили на фронт. Я бы не стал скрывать этот факт, если бы помнил о нем р-раньше.

Мог бы в красках расписать, какую трепку задал ему «мертвая голова» Беляев, как вырвал с мясом погоны и сжег в пепельнице удостоверение, свидетельствующее о принадлежности г-на Арсеньева Вадима Сергеевича к штату отдела контрразведки ГУ ГШ. А жетон изъять гневливый генерал-лейтенант забыл – позвонили из Ставки, потребовали незамедлительно явиться на совещание. Так и осталась бляшка с двуглавым орлом у бывшего прапорщика. Он не стал ее выкидывать, хранил, как реликвию, надеясь, что когда-нибудь сможет восстановить порушенное реноме.

Ничего этого Вадим Бугрину не рассказал, зато подпустил вот какую шпильку:

– Подтверждаю, что жетон был со мной в Осовце, лежал в кармане шинели. После того как на складе меня оглушили, он исчез. Я прихожу к заключению, что забрал его тот, кто ударил меня по голове. После чего восемь лет я этого жетона не видел.

– Точно? – разволновалась Адель, осознавшая наконец степень угрозы, нависшей над ее кавалером.