Лин Яровой - Зазеркалье

Шелестели кроны берёз. В роще отмеряла чей-то век кукушка, то замолкая, то вновь начиная счёт. Под навесом поленницы жужжала угодившая в паутину муха, и где-то далеко над холмами каркали беспокойные вороны.

Стоило лишь закрыть глаза, и звуки сплелись в голове узорами. Поплыли картинками, как образы в полудрёме, и на секунду я вновь потерял ощущение тела. Сознание полетело вверх, совсем как вчера у костра. Я будто превратился в птицу, взмыл над деревней и увидел с неба зелёную черепицу дома, потом желтые берёзы, а среди них старый колебинский пятистенок, похожий на черного паучка, запутавшегося в собственной паутине.

И вновь это липкое, гадкое чувство под рёбрами… Колебинская изба притягивала взгляд, и чем дольше я на неё смотрел, тем больше размывались очертания остального мира. Роща, улицы, соседские домишки — всё будто проваливалось, стекало в одну чёрную точку — в колебинский дом, напоминающий дыру на цветном ковре.

«Ковёр… — пронеслась далёкая мысль. — Интересно, куда всё-таки делся ковёр?»

Где-то на улице громко заорали коты, следом залаяли собаки. Наваждение развеялось. Я глянул на сигарету и увидел, что она не истлела даже до половины. Значит, всё видение длилось не дольше пары секунд, хоть мне и показалось, будто я летал по небу целую вечность.

«Кажется, Андрей, ты и впрямь заболел колдовством».

Из дома вышла Лида, держа в руках кружку, над которой клубился пар.

— Осторожнее, не обожгись. Кипяток.

— Спасибо, царевна. Посидишь со мной?

Жена улыбнулась и поцеловала в макушку.

— Чуть позже, кот. Рыба пригорит.

Покачивая бёдрами, Лида вновь пошла в дом. Я чуть наклонил голову и засмотрелся на жену, вспоминая недавний вечер. Её ноги, спина… Ладони, вцепившиеся в край стола. Чёрные волосы, накрученные на мой кулак… Сделал мысленную отметку: «Не растапливай баню слишком жарко. А то сердечко не выдержит».

Тряхнув головой, отогнал на время воспоминания. Отхлебнул горячего чая и, поставив кружку на бревно, достал из кармана телефон. Набрал номер участкового. Потянулись долгие гудки.

Наконец раздался низкий голос Юры:

— Да? Слушаю.

— Ты где бродишь? — спросил я, стряхивая пепел с сигареты. — Заходил к тебе полчаса назад, кабинет закрыт.

— Так праздник же. Меня тут задёргали.

Участковый на секунду отвлёкся. Матюкнулся на кого-то с чувством, а затем заговорил вновь:

— Алло? Ты здесь?

— Да-да, здесь. Что с Лёпой?

— Оклемался вроде. Ему в больничке шприц успокоительного в жопу воткнули, так он и притих.

— Ты больше не спрашивал про Пасху?

— Андрюх. Имей совесть.

— Ладно-ладно, — вздохнул я. — Во сколько на площади будешь? Нужно обсудить кое-что с глазу на глаз.

— Программа в шесть начинается, — ответил участковый. — Я там весь вечер.

Я глянул на часы. Половина пятого.

— Хорошо. Увидимся.

Положив трубку, сделал последнюю затяжку и бросил бычок на землю, потушил ботинком. Затем набрал полную охапку дров и пошёл растапливать баню. Зайдя внутрь, поёжился, вспомнив о приснившемся накануне кошмаре. Открывшаяся сама собой дверь… Обувь, брошенная из темноты.

В голову полезли сказки из детства — про старичка, живущего за печкой и поджидавшего удобного случая, чтобы кинуть в кого-нибудь горячим камнем или облить кипятком из бочки. «Ты это, родной… — произнёс я мысленно, заходя в предбанник. — Давай только без шуток. Побросались ботинками и хватит».

Свалив дрова у печи — высокой металлической бочки, из которой в потолок тянулась труба, — я распахнул дверцу и положил внутрь пару сухих щепок. Затем оторвал от полена кусочек коры, свернул трубочкой и поджёг. Береста затрещала и потемнела. Огонёк заплясал, задёргался, потянувшись вверх, будто проклюнувшийся из яйца птенец.

Тяга была хорошая. Стоило закинуть дрова в топку, как через минуту пламя уже гудело вовсю. Я захлопнул дверцу и вышел наружу, стирая сажу с ладоней первой подвернувшейся тряпкой — моей вчерашней курткой. Оставшиеся дрова перетаскал на террасу и бросил рядом с валявшимся мешком из-под картошки. Пусть лежат под крышей, решил я. Пригодятся на вечер, чтобы растопить камин. Главное не забыть перекрыть батареи, иначе к утру мы с Лидой сжаримся в спальне, словно в духовке.

— Иди обедать, кот! — донеслось из дома.

Я отряхнулся от налипших берестяных пылинок, забрал кружку с чаем и вошел в гостиную.

На столе ждал обед. Золотистые окуни лежали на тарелке, украшенные зеленью, дольками лимона и нарезанными овощами. Рядом исходила паром картошка, посыпанная укропом и чесноком, на которой таяли кусочки сливочного масла. А за ней — жареные с луком грибы. Прямо на сковородке.

В животе заурчало.

— Лида.

— Да?

— Ты ведьма… Я, кажется, уже говорил?

Жена улыбнулась и подвинула мне стул.

— Садись, кот. Не знаю, как ты, а я готова слона проглотить.

Она повесила фартук на крючок. Затем достала из морозилки бутылку анисовой и, поставив на скатерть две рюмки, наполнила их до края. По запотевшему стеклу пробежала капля.

— Опять? — спросил я с опаской, почувствовав, как в душе приторно шевельнулось предвкушение. — Ты ведь знаешь… Всё это может плохо закончиться.

Лида отмахнулась.

— Брось. Когда всё случится, ты и так сорвёшься. Это неизбежно. Так же неизбежно, как…

Я поднял ладонь, не позволив ей договорить. Лида усмехнулась и присела за стол. Подвинула мне водку.

— Выпей со мной, кот. Не время сейчас для борьбы с пьянством. Да, будет день, когда всё полетит в пропасть, и тебе придётся вновь сразиться с этим змеем, но не сейчас. Забудь о борьбе, пока я рядом. Наслаждайся.

Подняв рюмку, я посмотрел Лиде в глаза. Жена улыбнулась — одними уголками губ.

— Однажды ты уже победил, — сказала она. — Справишься и теперь.

— Ну хорошо… За легкость жизни.

— За жизнь.

Мы чокнулись, и Лида выпила первой — ловко и быстро, держа рюмку по-женски двумя пальцами сверху. Даже не поморщившись, Лида глубоко вдохнула и посмотрела на меня с лукавым блеском в глазах. Я выпил следом. Пряное тепло прокатилось вниз и разожгло аппетит. Мы взялись за обед.

Окуни захрустели на зубах панировочной коркой. Сочные внутри и золотистые снаружи, они таяли на языке один за другим.

— Ты великолепна, царевна.

Лида довольно улыбнулась и прищурилась, словно от солнца. Она положила на край тарелки тонкую рыбью косточку и сказала:

— Возвращаю должок за вчерашний ужин. И спасибо, что взял с собой порыбачить, кот. Мне понравилось. В этом и правда есть что-то… колдовское. Не знаю, почему мы не делали этого раньше.

— Мы много чего не делали раньше. Это не повод расстраиваться.

Лида едва заметно кивнула в знак одобрения. Видимо, именно такие слова она и хотела услышать.