Лин Яровой - Зазеркалье

Я кивнул на Лёпу, который, словно щенок, скулил на земле.

— Ему в больницу надо. В хирургию. Сам не дойдёт.

Подшагнув к дурачку, я присел на корточки. Разорвал его левую штанину и поморщился. Под коленом Лёпы темнели неглубокие царапины, оставленные иглой, а рядом чёрная точка, из которой сочилась кровь. Такой же прокол был у дурачка и на левой ладони. «Прости меня, маленький. Прости. Я не хотел…» — мысленно повторял я, гладя дурачка по спутанным волосам.

Подняв с земли окровавленную булавку, вытер её о рукав куртки, затем встал, и приколол обратно к внутреннему карману. Юра, всё это время смотревший на меня, наконец понял, что произошло. Скривил лицо.

— Боже, Лотов…

— Я не знал, что это он. Ты сам всё видел в зеркале.

— Я на пару минут уснул, потом глаза открываю, а ты уже там, — участковый ткнул пальцем в сторону осколов, — и змея вокруг вьётся. А потом раз! И вы тут уже… бляха… — Юра провел ладонью по лицу. — Что за погань здесь случилась?

— Дьявола мы ловили, Юра. Дьявола. Только упустили.

— И что теперь будет?

— Откуда ж я знаю? Будет день — будет видно. В любом случае, здесь больше ловить не хер. Нужно возвращаться в деревню.

— А что с котом?

Я глянул на Ириса. Подошёл ближе, присел и осторожно дотронулся до чёрной шерсти. Тело кота было ещё теплым, но уже начинало коченеть. Проведя пальцами по загривку, я почувствовал рубец — в том самом месте, где у кота была проплешина.

«Это шрам, — вдруг понял я. — Старый шрам. Причем ровный, будто ножом резали. Только кто и зачем?»

Подумав немного, я покачал головой, а затем поднялся и прикурил сигарету.

— Кота туда же — в мешок. Вместе со стариком похороним.

— Кости нужно на экспертизу сперва.

— Делай, как положено. Труп теперь никуда не исчезнет, материал можно закрывать.

— С чего ты решил, что не исчезнет?

— Чувствую, — ответил я участковому. — Думаю, он получил, что хотел, и теперь успокоился.

Муров расстегнул нагрудный карман и достал оттуда пачку «Тройки». В предрассветном воздухе громко чиркнула спичка. Поплыл кислый дым, перемешиваясь с дымом догорающего костра.

— Ни хера не понимаю, — пробурчал Юра… — Кости, змеи, зеркала. Чертовщина, блядь, какая-то. Голова кругом идёт. Ещё этот придурок за руку укусил. Больно, сука…

— Нужно возвращаться, — повторил я. — Времени мало.

Вспомнив про время, я глянул на часы и тут же почувствовал, как земля уходит из-под ног. Половина седьмого утра. Воскресенье уже давно наступило.

«Сегодня. Это произойдёт сегодня. Если ничего так и не сделаешь, то уже к вечеру Лида умрёт. Возможно, даже раньше. Только что делать-то? Ты ведь ничего толком и не узнал. Ладно, спокойно, Андрей… Соберись. Нужно ещё раз зайти в дом Колебина. Осмотреть свежим взглядом и обдумать всё, как следует. Ты явно что-то упускаешь. Что-то очень важное. Почему старик говорил про маму? Почему называл её смертью? При чем тут Ирис? Думай, Андрей… Думай. Лидина жизнь у тебя в руках».

— Нужно возвращаться в Рощу, — сказал я Юре. — Чем быстрее, тем лучше. Довезем Лёпу до больницы, а потом подбросишь меня до дома. Я должен увидеть жену.

— Хорошо, — кивнул участковый. — Видок у тебя, конечно… болезненный.

Я устало усмехнулся и подошёл к разбитому зеркалу. Глянул в осколки. Сотни моих отражений глянули в ответ.

За спиной послышался голос участкового:

— Слушай, а ведь это не от трупа воняет. Точнее, не только от него.

Я обернулся. Муров дымил сигаретой и, прищурившись, смотрел куда-то в сторону кустов шиповника. Я подошёл к зарослям и принюхался. И правда. Вот откуда всю ночь несло этой гнилью.

Осторожно раздвинул колючие ветки.

Лёпа взвизгнул и радостно заскулил.

— Нашёл! Дядь Дюха, ты нашёл!

Выдохнув сигаретный дым, я несколько раз моргнул и понял, что окончательно схожу с ума. В кустах шиповника валялась красная «Кама». Рядом у руля лежал полиэтиленовый пакет. Аккуратно развернув его ногой, я поморщился и отступил назад, прикрыв нос ладонью.

— Так вот куда ты её приносил, — сказал я Лёпе.

Внутри пакета среди копошившихся личинок лежала ещё одна чёрная кошка.

Сырость. Болотная липкая сырость. Она пропитала собой весь мир. Въелась в обивку сидений, в пропахшую дымом одежду и даже в мысли, покрыв их плёнкой заплесневелых снов.

Машина раскачивалась на ухабах. Но ни тряска, ни рёв мотора не могли сбросить с меня сонливость. Всю дорогу обратно я клевал носом и засыпал каждый раз, когда закрывал глаза. Приходя в себя, смотрел в запотевшее стекло и никак не мог сообразить, где именно мы едем. Я не помнил, как мы вернулись к машине, как переплыли реку, куда дели лодку… Всё смешалось, стёрлось и исчезло из памяти, словно ночное наваждение, и остался лишь тяжелый запах сырости.

Уазик катился сквозь холодный рассвет. Разрывал фарами туман осеннего березняка. Мокрые ветви хлестали по стёклам, царапали борта машины. На заднем сидении скулил Лёпа. В багажнике стучали стариковские кости, брошенные в мешок. Когда автомобиль подбрасывало на кочках, стрекотал звоночек велосипеда.

В какой-то момент я снова закрыл глаза, всего на секунду, а проснувшись, понял, что Лёпы уже нет в машине. Уазик отъезжал от деревянного здания районной больницы. Юра что-то бормотал, дымил сигаретой, изредка стряхивая пепел через приоткрытое окно. В салоне пахло табаком, гнилью и сыростью.

— Вечером сбежал… — говорил участковый. — Медсестра в палату зашла, а там окна разбиты. Со второго этажа спрыгнул. Это ж сколько он по лесу прошел до солонцов, охренеть. И как реку переплыл? Он сроду плавать не умел. Если только через мосток дальний шёл. Но это ещё, считай, лишние километров пять.

— Сам-то что сказал?

— Ничего не сказал. Клянется, что ни хрена не помнит. Про калитку только какую-то всё повторял.

— Калитку? Какую калитку?

— Не знаю. Да бесполезно его сейчас спрашивать. Лежит, скулит, как щенок забитый. Можем, конечно, посидеть, если хочешь, подождать, пока отойдёт. Ща его врачи укольчиками успокоят, может и заговорит.

— Времени нет, — ответил я. — Нужно поговорить с Лидой. К Лёпе вернёмся позже. Кстати, что с его ногой?

— Жить будет, — ответил Муров. — Похромает немного, но восстановится. Хирург говорит, пустяк.

Я кивнул и тут же поморщился. Тягучая боль гудела в голове, напоминая о выпитой накануне водке. По телу разлилась слабость. Неудивительно — всё-таки уже сутки без сна. В молодости я бы, наверное, и не задумался об этом — просто выпил пару кружек кофе, и снова в бой, но теперь усталость брала верх. Сердце билось неровно, голова кружилась, а легкие что-то пережимало. Я пытался зевнуть, раскрывал рот всё шире и шире, но никак не мог вдохнуть полной грудью. Затем закрывал глаза и вновь выключался, проваливаясь в галлюцинации.